Что соврал покойник - Марина Серова

Окчурин молчал, тогда вновь заговорил Боксер:

– Ты ведь и раньше отдавал такие распоряжения, верно? Расчищал себе дорогу на вершину Олимпа руками таких, как я. По твоему приказу много лет назад убили твоего бухгалтера, этого беднягу Халалеева. По твоему же приказу действовал и я, а теперь стал для тебя слишком опасен, верно? Я ведь так много знаю.

Я мысленно обругала Боксера идиотом. Не стоило дразнить Окчурина, он мог разозлиться и выставить племянника из дома. Но я ошиблась, своей выходкой тот добился совершенно противоположного эффекта. На последней фразе Окчурин громко стукнул кулаком по столу и заорал:

– Заткнись, скотина! Он, видите ли, много знает! Да ты никто без меня, это ты понимаешь? Стонешь тут, что пришлось пришить девку! А не ты ли в этом виноват? Разве я приказывал тебе убивать того мужика? Нет, я приказал дождаться, когда он выйдет из дома, и отобрать у него папку. А ты вместо того, чтобы ждать удобного момента, укокошил его. И разве я тебя за это осудил? Снова нет. Я помог тебе избавиться от трупа, подсказал место, где ты можешь его спрятать. Так все было? Отвечай!

– Все было так. Ты приказал мне только забрать папку, смерть была случайностью. Но та девка, ведь это ты мне приказал избавиться от нее, когда я заберу у нее папку. И ты заявил, что сделать это нужно любым способом. Ты фактически приказал мне ее пытать, а после этого убить. Вот как все было! – Боксер почти кричал.

– А что нам оставалось делать, дожидаться, когда она пойдет в полицию и выложит историю про убийство в доме Веденкина? – закричал в ответ Окчурин. – Ее нужно было убить, это ты понимаешь? Да, ситуация неприятная, не спорю, но это не конец света, поверь мне. Пройдет неделя, и ты забудешь о ней, как о дурном сне.

В голосе бизнесмена послышалась озабоченность, и я понимала почему. Он до сих пор не спросил у Боксера, где папка, понял это и ослабил нажим. Он чувствовал, что может опять оказаться на крючке, теперь у племянника. Если тот явился без папки, значит, он ее спрятал, и ситуация повторяется. Я снова оказалась права, потому что Окчурин заговорил совсем другим тоном.

– Что-то мы разошлись, мальчик мой, – чуть ли не ласково сказал он. – Давай успокоимся, выпьем еще, поспим, а после на свежую голову подумаем, как жить дальше. Давай папку, на этот раз нужно сразу убрать ее в сейф.

Последние слова прозвучали как бы между делом, но Боксер, как и мы с Мельниковым, в случайность не поверил. Он рассмеялся, громко и безудержно. Окчурин дождался, пока смех затихнет, и спросил:

– Я сказал что-то смешное?

– Папка, ну конечно, – саркастически проговорил Боксер, – я ведь нужен тебе постольку, поскольку владею папкой. Неужели ты думал, что, пройдя через все это, я принесу ее и отдам тебе? И ты еще спрашиваешь, смешно ли это? Так я отвечу – да, это смешно. Более смешной шутки я в жизни не слышал!

– Тебе коньяк в голову ударил? – вкрадчиво произнес Окчурин. – Решил поиграть в крутого парня? Вот это действительно смешно. Ты без меня ноль без палочки, и крайне неразумно с твоей стороны ссориться с человеком, который оплачивает твои счета.

– Так было раньше, теперь все изменится. Больше я не стану бегать у тебя в шестерках. Только не теперь. Ты ведь у меня на крючке, и сам это прекрасно понимаешь. Так что это тебе неразумно ссориться со мной.

– Я и не собирался ссориться, напротив, хотел отблагодарить за преданную службу. Если ты понял мои слова как-то иначе, это твоя ошибка. А теперь, когда мы во всем разобрались, я хочу знать, где папка.

– Она в надежном месте, – ответил Боксер, – и получишь ты ее только в том случае, если выполнишь все мои требования.

– И каковы же они?

– Я хочу получить письменное подтверждение, что убийство девки и того мужика спланировал не я, а ты. И про кражу тоже, – заявил Боксер.

– Что тебе это даст? – удивился Окчурин.

– Гарантию, что ты не повесишь все на меня, если вдруг что-то всплывет.

– Устного соглашения тебе, значит, мало. Ведь я не отказываюсь от того, что ты действовал по моему приказу, чего еще тебе нужно? Даже если я составлю некий документ в подтверждение своих слов, ты все равно не сможешь им воспользоваться. Хороший адвокат за три минуты докажет, что документ был написан под давлением, и вообще, в суде у тебя нет шансов против меня. Если ты думаешь иначе, то ты еще больший осел, чем я предполагал.

Я убавила звук динамика и обратилась к Мельникову:

– Окчурин сказал все, что нам было нужно, пора прекращать запись и заканчивать этот балаган. У Боксера скоро сдадут нервы. Высылай ОМОН.

– Подождем еще немного, он не закончил.

– Ему не удастся самому выйти из положения, как мне кажется, он ждет помощи. Высылай ОМОН, пока у них до поножовщины не дошло.

В этот момент из динамика послышался громкий крик. Кричал Боксер.

– Ты хотел меня надуть, старый козел! Я не верю ни одному твоему слову. Все, я ни минуты не останусь в твоем доме, я ухожу и не советую посылать за мной своих головорезов!

– Никуда ты не пойдешь, – заявил Окчурин.

Повисла тишина, потом снова раздался голос Боксера, но дерзости в нем не было и в помине. Причины такого изменения мы с Мельниковым поняли сразу.

– Ты сошел с ума, – дрожащим голосом произнес Боксер, – опусти пушку, она же может невзначай выстрелить.

– Не ожидал от старого козла, да, мальчик мой? – едко проговорил Окчурин. – А старый козел еще и не на такое способен. Что-то ты побледнел, неужели боишься оружия? Нехорошо, мужчины должны уважать оружие, а не бояться его. Вот ты, Данила, уважаешь оружие?

– Ладно, твоя взяла, отдам я тебе эту чертову папку. Убери пистолет, и я скажу, где спрятал ее.

– В этом нет необходимости, – ответил Окчурин. – Когда я прострелю тебе правую ногу, ты будешь умолять меня забрать папку, а когда лишишься обеих рук и ног, будешь готов взять на себя все грехи мира. Жаль, что ты не оценил моей щедрости. Впрочем, в одном ты прав: я не собирался ставить тебя своим заместителем. Зачем мне в помощниках такие остолопы, как ты? И в другом ты прав: слишком много знаешь, чтобы остаться в живых. Вот видишь, в чем-то ты оказался умнее, чем я предполагал. Хотя сейчас это вряд ли тебя радует.

– Послушай, ведь можно все обсудить, – отступал Боксер. – Ты прав, у меня сдали нервы, я наговорил лишнего, но ведь мы родственники, не стоит сбрасывать это со счетов.

– Плевать я хотел на родственные узы, – охладил его Окчурин, – и на тебя мне плевать. Всегда так было.

Я схватила с заднего сиденья рацию и сунула Мельникову.

– Пора его брать, а то через минуту мы лишимся единственного свидетеля.

На этот раз он меня услышал, включил рацию и четким голосом скомандовал:

– Внимание, всем готовность номер один. На счет три начинаем операцию. Как поняли, прием!