Божество пустыни - Уилбур Смит

Его воспаленное лицо блестело от пота. Глаза были открыты, но он ничего не видел. Когда мы пытались его удержать, он сопротивлялся. Крутил головой из стороны в сторону и выкрикивал проклятия.

Я ожидал этого. Мне хорошо было известно, что такая лихорадка означает наступление злых соков. Я не раз видел точно такие же признаки. Но я приготовил первую линию обороны.

Я призвал шестерых своих здоровяков, и все вместе мы сумели закутать Зараса в кокон из седельных попон, так что он мог двигать только головой. Потом мы вылили на одеяла ведро воды и стали их обмахивать, чтобы ускорить испарение. Это понизило температуру тела настолько, что Зарас задрожал от относительной прохлады.

Мы делали так все утро, но к полудню силы начали оставлять Зараса. Он вступил на тот же путь, что и предыдущие мои пациенты со злыми соками. У него не было сил сопротивляться лечению, которое я применял.

Он не издавал ни звука, только стучал зубами. Кожа его приобрела голубоватый оттенок.

Мы развернули его. Техути снова обняла его и посмотрела на меня поверх влажного дрожащего тела.

– Ты сказал, что спасешь его, Таита. Но я вижу, что ты не можешь этого сделать.

Глубина ее отчаяния ранила меня так же сильно, как меч Шакала ранил Зараса.

В дни исхода, когда захватчики-гиксосы изгнали нас с родины, мы бежали на юг, за нильские пороги, в глубь Африки. Много лет жили мы в глухомани, пока не стали настолько сильны, чтобы вернуться и отвоевать свои земли. За это время я познакомился с племенами черных людей и научился их понимать. У них были силы и знания, которым завидовал даже я. Особенно меня привлекало племя шиллуков. И в этом племени у меня появилось много друзей.

Среди них был старик-знахарь по имени Умтаггас. У нас его считали простым колдуном, который общается с демонами, едва ли отличающимся от диких животных, которые в изобилии обитают в тех краях. Но я понимал, что это мудрец, хранитель знаний, неведомых нам, бледным пришельцам с севера. Он научил меня большему, чем я смог научить его.

Когда наконец он, утомленный бременем своих долгих лет, оказался всего в нескольких шагах от смерти, он вложил мне в руки кожаный мешочек с высушенными на солнце черными грибами, каких я никогда не видел прежде. Грибы покрывала густая зеленая плесень. Он сказал, что плесень убирать нельзя, так как она очень важна для их целебных свойств. И научил меня готовить настой из грибов, но предупредил, что этот настой убил больше людей, чем вылечил. Я должен применять его только тогда, когда между больным и уже больше ничто не стоит.

За годы, прошедшие после возвращения в Египет, я решился использовать это средство всего семь раз. Во всех случаях пациенты стояли на грани смерти, и только тяжесть пера нектарницы удерживала их от ухода в вечность. Пятеро умерли почти сразу, как настой высох у них на губах. Один десять дней боролся, постепенно набираясь сил, но потом внезапно умер.

Лишь седьмой пациент выжил, когда стрела пробила ему легкие и все нутро залили злые соки. Он выздоровел и окреп, живет в Фивах и каждую годовщину излечения, которое считает чудом, приходит ко мне со всеми своими внуками.

Я хорошо понимаю, что счет один из семи не позволяет хвастать, но я видел, что Зарасу осталось жить не больше часа, а Техути укоризненно смотрит на меня огромными глазами.

В мешочке из шкуры газели оставалось не больше горсти заплесневелых грибов. Я кипятил их в медном котелке, пока жидкость не стала черной и густой. Потом охладил ее, вставил в рот Зарасу деревянный клин, чтобы не закрывался, и начал поить Зараса с ложки. Только в одном из предыдущих случаях я сам попробовал каплю этого отвара. И у меня не было никакого желания повторять этот опыт.

Зарасу, который испробовал это средство, оно нравилось не больше. Он бился с такой силой, что его с трудом удерживали шестеро моих помощников и Техути. Потом его вырвало, и он извергнул больше половины того, что я в него влил. Я собрал рвоту и заставил его проглотить ее. Потом вытащил клин из его зубов и держал его рот закрытым, пока не убедился, что мое драгоценное снадобье остается в нем, хотя он пытался снова его извергнуть.

Потом мы с Техути закутали его в попоны и отослали остальных. Сели по сторонам от него и принялись ждать смерти.

К полуночи Зарас как будто оказался на ее пороге. Несмотря на одеяла, тело его стало холодным и влажным, как у только что пойманного сома, дышал Зарас едва слышно. Мы по очереди прижимались ухом к его рту, чтобы расслышать дыхание.

Вскоре после полуночи, когда села луна, Техути решительно сказала:

– Он холодный, как труп. Я лягу с ним. Согрею.

Она сбросила окровавленную и не по росту одежду, которую я снял с трупов двух бедуинов, и легла под одеяло к Зарасу.

Мы оба не спали последние три дня, но и сейчас не могли уснуть, однако не разговаривали. Нам нечего было сказать друг другу. Надежда покинула нас.

Наступил кладбищенский час – самый темный час ночи. В крыше нашего убежища, где плохо соединили два одеяла, было отверстие. Я поднял голову и увидел, что в этом отверстии, как в рамке, сверкает большая красная бродячая звезда, известная нам как глаз Сета.

Злой бог смотрел прямо на нас. Дух мой дрогнул. Я понял, что Зарас проиграл бой и Сет пришел за ним.

И тут произошло нечто странное и удивительное. Звезда на мгновение погасла. Мое сердце ударилось о ребра. Я не мог истолковать это знамение, но знал, что оно доброе. Я неслышно встал, чтобы не потревожить Техути, лежавшую рядом с Зарасом, вышел из убежища. Поднял голову и посмотрел на ночное небо.

На небе горели бесчисленные звезды – за исключением участка прямо над моей головой, где мгновение назад я видел красный глаз Сета, смотревший прямо на меня. Теперь глаз закрылся.

Его скрывало маленькое темное облачко. Единственное облако на небе. Не больше моего кулака, но злобного бога Сета оно ослепило.

Потом я услышал голоса. Они доносились не со звездного неба, но из простого убежища, откуда я только что вышел.

– Где я? – послышался шепот Зараса. – И почему у меня так страшно болит живот?

Ему немедленно ответил голос, очень хорошо мне знакомый:

– Не пытайся встать, Зарас, глупый. Тебе надо лежать. Ты был тяжело ранен.

– Царевна Техути. Ты на моем ложе. – В голосе Зараса звучал ужас. – И без одежды. Если Таита это увидит, он убьет нас обоих.

– Не сегодня, Зарас, – заверил я, входя в убежище. Сердце мое пело. Я склонился к носилкам, на которых лежала пара. – Но в следующий раз я точно это сделаю.

Едва рассвело, я внимательно осмотрел Зараса. Кожа его остыла и была такой же, как моя рука. Яркое воспаление вокруг стежков, которыми я стянул рану на животе, побледнело. Я принюхался к шву: гнилью не пахло.

Зараса мучила жажда, и Техути принесла ему большую чашку воды. Он выпил и попросил еще. Я приободрился. Это определенно означало, что он выздоровеет. Но одновременно это напоминало, что мехи с водой почти опустели и что ближайший источник – в пещере, где мы оставили Бекату и часть отряда. Нужно было немедленно возвращаться.