Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока - Светлана Ульянова

В ноябре 1921 г. наконец разрешили продажу карт. Нэп вновь вернул азартным людям возможность играть, не нарушая закон. Впоследствии, как раз к концу десятилетия, они вновь стали нелегальными. Причиной, по которой при переходе к новой экономической политике власть стала терпимей относиться к подобному пережитку, вполне понятна — он приносил казне немалые доходы, которые тратились, в том числе, и на развитие города.

Разрешив продажу карт, центральные власти сохранили запрет на игорные дома и общественные собрания. В регионах, впрочем, его могли и обходить. В Петрограде заведения с азартными играми создавались для оказания помощи губпомкомголу или Деткомиссии. Первая занималась оказанием помощи голодающим, вторая — опекой безнадзорных и беспризорных детей. Средства от прибыли выделялись значительные. В частности, «Сплендид-Палас», где можно было торговать спиртным и устраивать азартные игры, отчислял в 1922 г. от 60 до 80 % от прибыли губпомкомголу. Любопытно, что оставшиеся 20 % шли «в распоряжение президиума губисполкома», т. е. городским властям[305].

В воспоминаниях в ноябре 1922 г. К. Чуковский писал о том, что разрешение играть, наравне с другими послаблениями, было встречено с большим энтузиазмом: «У всех выражение счастья… Мужчины счастливы, что на свете есть карты, бега, вина и женщины. Все живут зоологией и физиологией. Психическая жизнь оскудела: в театрах стреляют, буффонят, увлекаются гротесками и проч.» [306]. Только за два летних месяца 1922 г. «Сплендид-Палас» посетили 20,5 тыс. человек, и только за входные билеты получено 2,5 млн руб.[307], это еще один символ возврата к мирной и, что самое главное, сытой жизни.

Клубы просуществовали весь период нэпа, даже если на них жаловались жители и рабочие окрестных предприятий. Вот случай из 1927 г.: «Центром пьянства и разврата на Петроградской ст. является клуб „Трокадеро“, расположенный вблизи завода им. Кулакова и ф-ки имени Свердлова. Неоднократно от рабочих поступали в райсовет коллективные ходатайства о закрытии клуба. В последнее время этот вопрос ставился на общих собраниях рабочих»[308].

По данным Народного комиссариата внутренних дел на 1 марта 1927 г., в Ленинграде действовало четыре клуба с разными играми. Они находились в ведении губернского отдела народного образования (ГУБОНО). За три года клубы дали чистого дохода около 8 500 000 руб., однако при этом функционировали без разрешения НКВД. Ленинградский губисполком на запрос НКВД ответил, что в городе насчитывается не 4, а 3 игорных клуба, которые находятся в ведении не губернского отдела народного образования, а губкомиссии по улучшению жизни детей (КУЖД). Также в ответе он отмечал: «Последняя из доходов, выручаемых клубами, формально перечисляет в местный бюджет ежегодно около 2 000 000 руб., за счет коих увеличивается бюджет ГУБОНО по местным средствам сверх обычной доли, причем это увеличение бюджета обращается на содержание детских домов»[309].

О том, какие суммы проигрывались в клубах, ярко свидетельствуют документы о нарядах на их охрану. Заведующий Петроградским губернским отделом народного образования (Петрогуботнаробом) М. Ефремов в своем письме в 1923 г. в отдел управления Петрогубисполкома ходатайствовал о «разрешении иметь от Петрогубмилиции особый наряд-пикет из 3-х человек для охраны клуба по Владимирскому пр., 12». Необходимость пикета, по его утверждению, вытекает из того, что «в клубе ежедневно в обороте десятки миллиардов в кассе клуба и сотни миллиардов у посетителей. Кроме того, на пикете лежало до сих пор и поддержание внешнего по клубу и у клуба порядка»[310]. Для сравнения, милиционеры, охранявшие Владимирский клуб, за наряд получали по 60 руб. каждый. При этом пикет состоял из пяти человек, тогда как на ипподром или все театры назначалось всего три[311].

Владимирский игорный клуб был самым роскошным и известным храмом азарта в городе. Он размещался в так называемом «Доме Корсаковых», где с 1860 г. находился Купеческий клуб[312]. Как видно, и после революции заведение смогло сохранить свою функцию одного из центров девиантного досуга. Как писал журнал «Огонек» в 1930 г., «почти в каждый наказ на фабрике, заводе, в советском учреждении избиратели Ленинградсовета XII созыва вносили пункт: „Ликвидировать очаг преступлений и растрат — Владимирский игорный клуб“. Теперь этот пункт наказа выполнен полностью: игорного клуба уже нет, и большое просторное здание на пр. Нахимсона, № 12, приспособлено под общегородской детский Дом культуры»[313].

В отличие от пьянства или хулиганства, азартные игры требовали больших денег, поэтому рабочие с их скудными зарплатами и отсутствием «серых» доходов в казино заходили редко. Конечно, в общежитиях, по словам одного журналиста, «процветает пьянство и игра в карты»[314], но это была далеко не такая значимая проблема, и ее описанию уделялось не столь много внимания.

Играли те, у кого были деньги или доступ к деньгам. Как писал журналист Н.П. Полетика: «В дни получек жены рабочих дежурили у пивных, стараясь отобрать у мужей хоть часть получки, жены служащих собирались у Владимирского клуба. Всезнающие репортеры „Ленинградской правды“ и „Красной газеты“ говорили, что за каждым крупным кассиром установлено наблюдение уголовного розыска и о каждом крупном проигрыше агенты розыска, сидевшие в качестве „игроков“ в игорных залах, сообщают начальникам учреждений и предприятий для проведения внезапной ревизии кассы»[315].

Не секрет, что вчерашние герои Гражданской войны, занявшие после победы важные должностные места, зачастую с готовностью отдавались соблазнам сытой, мирной жизни. Это выглядело настолько вызывающе, что в октябре 1923 г. выпущено циркулярное письмо ЦК РКП(б) «О борьбе с излишествами», содержавшее перечисление пороков «отдельных ответственных работников»: содержание скаковых лошадей, игра на скачках, роскошная обстановка квартир, чрезмерные расходы в ресторанах, азартная игра (тотализаторы, лото, карты и т. п.) [316]. На все это нужны были средства, которые широко черпались из государственного кармана.