Два пути России - Ричард Пайпс

Сие основано на правиле весьма простом: «Всякий человек имеет более попечения о своем собственном, нежели о том, что другому принадлежит; и никакого не прилагает старания о том, в чем опасаться может, что другой у него отымет».

Ключевая статья (статья 22) грамоты о правах (Жалованной грамоты дворянству) гласила: «Благородному свободная власть и воля оставляется, быв первым приобретателем какого имения, благоприобретенное им имение дарить, или завещать, или в приданые, или на прожиток отдать, или передать, или продать, кому заблагорассудит. Наследственным же имением да распоряжает инако, как законами предписано».

Важным нововведением было включенное в грамоту положение о том, что наследственное имение дворянина «в случае осуждения и по важнейшему преступлению, да отдастся законному его наследнику, или наследникам» (статья 23). С этого времени собственность дворян не подлежала изъятию иначе, как по приговору суда. Дворяне получали право строить фабрики и вести торговлю в своих деревнях (статьи 28–29), а также обзаводиться недвижимостью в городах (статья 30). Была подтверждена их свобода от личного налогообложения (статья 36), и они были освобождены от обязанности принимать солдат на постой в своих деревенских усадьбах (статья 35).

Хотя Екатерина последовала наставлениям физиократов лишь применительно к высшему классу, от нее, как и от некоторых ее наиболее мыслящих современников, не укрылось, что те же меры могут быть полезны и в отношении крестьянства. С середины XVIII века стали высказываться соображения, что крестьяне будут работать производительнее и вести себя спокойнее, если получат волю и права собственности на возделываемую ими землю. На международном конкурсе, который по инициативе императрицы был проведен в 1766 году Санкт-Петербургским Вольным Экономическим Обществом, за лучший ответ на вопрос о том, следует ли крестьянну быть собственником обрабатываемой им земли, первый приз был присужден французу Беарду де Л’Аббе, ответившему утвердительно на том основании, что сотня крестьян-собственников способна произвести продукции больше, чем две тысячи крепостных. В Законодательном собрании противники крестьянского землевладения не отрицали преимуществ собственности, но утверждали, что если крестьяне получат права на землю, они скоро ее потеряют и останутся без средств к существованию.

В своем Наказе Екатерина давала понять, что было бы полезно даровать права на землю крепостным (которых она называла рабами). В ее бумагах была найдена записка с предложением, чтобы все российские подданные, родившиеся в 1785 году (в год издания Жалованной грамоты дворянству) и позже, считались свободными людьми. Она также набросала так и оставшийся без движения проект предоставления государственным крестьянам права на приобретение в собственность пустующих земель.

* * *

Согласно Жалованной грамоте 1785 года, дворяне не могли быть лишены жизни, звания или имущества иначе, как по приговору равных себе по сословию (статьи 2, 5, 8, 10–12). Они были освобождены от телесных наказаний (статья 15), и им разрешалось выезжать за границу, равно как и поступать на службу иностранных государств (статья 19). Грамота подтверждала, что дворяне не обязаны нести государственную службу, кроме как в случаях угрозы национальной безопасности (статья 20). Первые тридцать шесть статей Жалованной грамоты дворянству поистине представляли собой закон о правах, который впервые создавал в России класс людей, пользовавшихся гарантиями на жизнь, личную свободу и собственность.

То была мера революционная в полнейшем и самом конструктивном смысле, и она задала направление развитию России на следующие 130 лет. В целом эта Грамота принесла стране гораздо большее обновление, чем поверхностные усилия по части вестернизации, предпринятые Петром Великим, который копировал западные приемы и манеры, но не принимал во внимание дух западной цивилизации. Да, екатерининская Жалованная грамота дворянству наделяла правами и свободами лишь незначительное меньшинство населения; но как показывает история Запада, всеобщие права и свободы обычно берут свое начало в привилегиях меньшинства. Доказано, что это самый надежный путь к распространению свободы и прав, потому что он приводит к росту социальных групп, заинтересованных в защите связанных с ними преимуществ. Так, древние Афины, родина идей и институтов современной демократии, наделяли свободами состоявшее из землевладельцев меньшинство и отказывали в них рабам и чужестранцам по рождению, хотя лица свободных профессий в этом городе-государстве чаще всего не были местными уроженцами. Великая хартия вольностей, краеугольный камень здания английских свобод, была феодальной грамотой, изданной во благо баронов, а не нации в целом. В ней подчеркивались исключительные предпочтения: «Свободы всегда предоставлялись определенным лицам или определенным местностям; в них не было никакой всеобщности, никакого общенационального измерения. Это были конкретные привилегии для некоторых, но не для большинства… Именно потому, что это были привилегии для немногих, а не права для всех, составители Великой хартии придавали вольностям такое большое значение».

То же относится и к жителям западноевропейских городов, вырвавшим для себя у королей и землевладельцев привилегии и права, которые во многом заложили основу современных свобод, но первоначально также были исключительными привилегиями. Свобода слова берет свое начало в исключительном праве, которое английская корона примерно в XV веке даровала членам палаты общин. Привилегии немногих избранников судьбы в дальнейшем служат примером для остального населения. Поэтому, раз уж знакомство России с принципом абсолютной частной собственности состоялось, превращение его во всеобщее право было только делом времени.

После всего сказанного следует, однако, заметить, что введение в России земельной собственности имело для страны смешанные последствия, потому что приобреталась эта собственность за счет крепостных. Хотя в грамоте 1785 года речь шла только о земле, а о крепостных не было и упоминания, последствием стало то, что крестьяне, поскольку они были прикреплены к земле, превратились в частную собственность своих помещиков. Владельческие крестьяне составляли к тому времени приблизительно треть населения страны. Поскольку царское правительство ни пределов власти помещиков над их крестьянами не устанавливало, ни роли защитника интересов крепостных на себя не брало, оно по существу передало треть населения в распоряжение частных лиц. Неудивительно, что, беседуя с французским философом Дени Дидро, Екатерина называла крепостных «подданными» их хозяев.

Стало быть, частная собственность в России послужила выражением не только свободы и прав для некоторых, но и усилившейся зависимости для многих. Для крепостных частная собственность становилась чем угодно, только не силой освобождения, и этот исторический факт негативно повлиял на отношение к собственности в России. Говоря словами Ричарда Уортмэна, «с самого своего появления право собственности (в России) стало отождествляться с укреплением дворянской власти над крестьянами и мерзостями крепостного строя… Права собственности, дарованные царским режимом, принимались за одно целое с его деспотической властью».

Более того, как увидим, наделение дворянства правами собственности оказалось серьезнейшим препятствием для отмены крепостного права. Ибо и в жизни, и по закону на крепостных после 1785 года смотрели как на собственность помещиков: Михаил Сперанский, главный министр Александра I, держался этого взгляда и выражал его в составленном им в 1809 году проекте государственного преобразования; так понимал дело и Сергей Ланской, министр внутренних дел в начале царствования Александра II, когда всерьез развернулись разговоры об освобождении крепостных.