Львиное Сердце - Бен Кейн

господину он ничего не сказал, зато при любой возможности вымещал злобу на мне. Однажды у меня пропала фляга с вином, в другой раз оказалось, что мои одеяла вытащили из палатки как раз перед тем, как хлынул проливной дождь. Нуждаясь в доказательствах, я поручил Рису следить за моими пожитками. Хорек это заметил и до поры притих.

Ну, хотя бы здесь нет нужды беспокоиться из-за него, думал я, следя за окнами и дверьми одного дома и перемещаясь к следующему. Перигё и тамошний замок Пюи-Сен-Фрон находились в руках сторонников мятежного графа Перигорского: именно за его войском мне поручили наблюдать до рассвета с реки, как и за мирными жителями, спавшими в домах вокруг нас.

Мы благополучно вернулись. В ответ на мой тихий условный стук дверь сразу отворилась. Дом принадлежал купцу, хранившему верность герцогу. С большим внутренним двором, окруженным конюшнями и складами, он представлял собой великолепное укрытие для нашего отряда. Меня проводили к Ричарду, метавшемуся по комнате, словно запертый в клетку лев.

– Какие новости? – нетерпеливо спросил он.

– На мосту часовых нет, сир, а дальше, на укреплениях, я видел только одного.

Ричард улыбнулся.

– Им неизвестно о нашем присутствии здесь. Как насчет укрытий?

– Перед мостом улица делает поворот, сир. Мы сможем подобраться совсем близко.

Я глянул на Риса, тот кивнул в подтверждение моих слов.

– Так мы и сделаем, – сказал Ричард, посмотрев на ближайших рыцарей.

Как и он, те уже облачились в хауберки и кольчужные штаны. Слова герцога были встречены суровыми улыбками; воины зашевелились, надевая шлемы и разбирая щиты.

Я не сумел сдержать удивления.

– Вы намерены напасть прямо сейчас, сир?

Признаться, я был немного встревожен. До этой минуты нашей задачей было проверить бдительность часовых, перед тем как мы начнем подтягивать основные силы и готовиться к атаке крупными силами.

– Ранняя пташка склюет червячка, Руфус, – ответил герцог, в глазах которого горел веселый блеск. – Лучшей возможности не представится. Пока будем ждать остальных, кто-нибудь заметит нас и поднимет гарнизон.

Дав мне закрепить ему шлем, он вышел, раздавая приказы.

Возможно, он прав, подумал я, но затевать атаку с горсткой людей – это безумие. Безумие, прекрасное и величественное. Оно овладело и мной. Я направился к Джону де Мандевилю, который заканчивал острить меч герцога.

– Ты слышал? – спросил я. Джон не ответил. Взгляд его скользил вдоль клинка: он выискивал в промасленной стали зазубрины и пятна. Я нетерпеливо перетаптывался. Ричард мог выступить в любую минуту. – Джон!

Он поднял на меня взгляд.

– Оруженосцам полагается ждать в тылу, пока их господа не вернутся из боя.

– Их всего двадцать, а французов в крепости намного больше, – прошипел я.

– Тогда какая разница, будем мы с тобой там или нет? У тебя рука-то зажила?

– Зажила!

Мне хотелось кричать и бушевать, но я сдержался. Джон не был мне врагом, но и другом тоже. За короткий срок службы у герцога я понял, что Джон – человек надежный и преданный, но делает все по правилам. Он был не из тех, кто идет на риск, и отчасти из-за этого оставался оруженосцем, хотя уже два года назад вступил в тот возраст, когда большинство оруженосцев посвящают в рыцари.

– Можно спросить у герцога, – предложил я.

– Он скажет «нет».

Я стиснул зубы.

Вышло так, как предполагал Джон. Герцог велел нам двоим оставаться в доме купца, пока не станет понятно, на чью сторону склоняется победа. Если дело обернется плохо, сказал он, нам следует как можно скорее возвратиться к остальному войску. Если же все пойдет так, как он рассчитывает, его гонец сообщит нам об этом. Без дальнейших промедлений он вывел своих рыцарей на улицу. Замысел состоял в том, чтобы прятаться до тех пор, пока на рассвете не откроются городские ворота, и нанести удар прежде, чем караульные опомнятся.

Я сразу насел на Джона.

– Нам нужно идти следом за ним, – сказал я.

– Никуда мы не пойдем, – твердо возразил он. – Ты слышал слова герцога.

– Если с ним что-нибудь случится… – начал я.

– Не случится.

– Ты не можешь быть уверен.

– Чепуха. Видел его в бою?

– Даже великана может сразить арбалетная стрела, – заметил я, растравляя рану. – Как ты будешь себя чувствовать, если герцог пострадает, а тебя не окажется рядом, чтобы помочь?

– Божьи очи! – Джон развел руками, сдаваясь. – Я соглашусь на что угодно, только бы ты перестал ездить мне по ушам.

Я отвесил ему шутливую затрещину.

Мы помогли друг другу надеть хауберки. Кольчужных штанов у нас не было – оставалось лишь надеяться, что никто не нацелит клинок или стрелу нам в ноги. Мы опоясались мечами, надели шапочки под шлемы, приготовили остроконечные щиты и переглянулись.

– Характер у него горячий, – предупредил Джон. – Как бы ты не пожалел.

– Хочешь остаться тут? – спросил я, превозмогая боль в недавно зажившей ране.

Улыбка – большая редкость.

– Признаться, не хочу.

– Как и я. А значит, стоит рискнуть.

Я заглянул за порог проверить, скрылся ли герцог из виду.

Приходилось спешить – рассвет уже приближался. Небо над головой приняло роскошный розоватый оттенок. Из леса за городом долетали обрывки птичьих трелей. С ближайшей улицы донесся звук проезжающего воза. Однако ни единый крик тревоги не коснулся наших ушей, и вскоре мы почти догнали Ричарда и его рыцарей. Они сбились в кучу, выжидая на повороте, о котором я упоминал; герцог находился впереди. Никто не оглядывался.

Мы с Джоном укрылись внутри арки, в паре сотен шагов по улице, и положили щиты. Судя по резкой вони, это был двор кожевника. Мы по очереди выглядывали из-за угла. Думая о своей задаче, мы не сразу услышали звук отпираемого у нас за спиной засова. Потом испуганно переглянулись и уставились на ворота. Звук стих. Кто-то хекнул, приналег, раздался скрежет металла, засов сдвинулся с места.

Я опомнился первым. Выхватив меч и высоко подняв рукоять, я стал ждать, когда створка откроется внутрь. Наконец это произошло; показался зевающий, со всклокоченными после сна волосами, дородный мужчина. Он воззрился на меня в диком ужасе, потом яблоко моего эфеса пришло в соприкосновение с его черепом. Глаза у мужчины закатились так, что остались одни белки, он повалился. Я подхватил его за плечо, смягчив падение. Уложив его на мостовую, я оглядел двор, молясь, чтобы он был первым из проснувшихся.

К моему облегчению, внутри царил покой. У рам с растянутыми на них шкурами, очищенными от волос, не было никого. Ни один ученик не помешивал длинной ложкой в чане, где мокли кожи. Струйка дыма поднималась с крыши жилого дома слева от нас,