Я тебя нашёл - Калисто ла Фей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помоги мне, вечная пурга, как исправить то, что я натворил? Я прижал Эрику к себе и провалился в сон.
Эрика
Снова было тяжело дышать. Я распахнула глаза. Снова не моя комната. Это спальня Малакая. Воспоминания пробивались сквозь затуманенное сознание: Ад, Дикая Охота, портал, потрясающий секс. Возможно, стоило бы заверещать, как полуденница, но как же было чертовски хорошо, как же было уютно в этих сковывающих объятиях. Ничем хорошим эта сказка не закончится, он обещал мне разбитое сердце. Я начала ворочаться, пытаясь выкрутиться из сплетения рук.
— Убегаешь? — пробубнил пленитель.
— Нет, хочу сходить в душ и задать тебе миллион вопросов.
Ответом был лишь протяжный вздох.
Мы договорились встретиться в лаборатории Зайберта. Я словно сидела голой попой на дикобразе. Ну когда ж он появится? Дверь распахнулась, и вошёл колдун, напряжённый и скованный. Он сел напротив, и из меня полились тысячи вопросов, на которые он отвечал неохотно.
— Тебе можно поделиться знаниями?
— Эрика, эти знания не принадлежат ни вашему миру, ни вашему времени. Слишком могущественные, слишком затерянные в веках.
— Почему так произошло? Я знаю легенды о потере магического потенциала, но так ли это было на самом деле?
Малакай вздохнул и откинулся на спинку кресла, запрокинув голову.
— Война троемирия? Хотя это не было войной. Одно сражение — масштабное, кровопролитное. Небеса захлопнулись, фейри разбежались кто куда, в зависимости от стороны, которую поддерживали, Ад скрылся.
— Постой, то есть ангелы существовали?
Я даже подскочила с кресла. Начала ходить из стороны в сторону.
Это невероятно! Старинные выцветшие картинки в обшарпанных фолиантах оказались правдивы. Это не мифы, не сказки — это реальность.
Я присмотрелась к Малакаю — на вид лет тридцать. Колдун Дикой Охоты.
— Псина! Я видела огромную жуткую тварь. Что это?
Он напрягся, сжал челюсть, побелели костяшки рук, что лежали на дубовом столе.
— Это большая ошибка. Моё тщеславие.
— А тот артефакт, ты его создатель?
Он не сказал ничего, просто кивнул.
Сама не знаю, как оказалась у него на коленях. Схватила за плечи и вгляделась в его глаза. Почему я считала их страшными? Да, цвет чёрный, густой, тёплый, обволакивающий. Хотела что-то спросить, но мысли путались, я не могла составить ни одного предложения. А он смотрел и молчал. По его выражению лица я поняла, что он жалел, что рассказал мне, кем является. А я? Я знаю, что он уйдёт, оставит в душе и в сердце рваную кровоточащую рану, которую мне не залечить. Никогда.
* * *
Как-то вечером, когда мы нежились в кровати, Малакай вручил мне чёрную тетрадку.
— Думаю, тебе захочется это изучить. Я дарю её тебе.
На вид она была очень старой, на первых страницах был изображён чертёж артефакта.
— Это…
— Гофод. Артефакт, способный перемещать человека в пространстве.
Я уже перестала расспрашивать Малакая о секретах, он всё равно не желал ими делиться. Смотря на страницы с пометками, не верила своим глазам. Информация, что хранила эта книжонка дороже, чем наш город, и за такие сведения убьют, не задумываясь. Мне не хватало слов описать свою радость, и я не нашла ничего лучше, чем броситься в объятия колдуна, увлечь его в поцелуй, а дальше осталось только заглушить пространство.
Утро понедельника я ненавидела больше всего. Дедуля специально поставил все мои лекции первыми парами. Студенты, конечно же, желали, чтобы обучал их молодой красивый преподаватель, оговорочка — студентки. Они выстаивали огромную очередь, чтобы получить комментарии к моим лекциям. В один из таких понедельников после проведённой пары я шла в кабинет Малакая, но на подходе услышала разговор. Приторный сладкий голосок ворковал и просил провести дополнительные уроки и стать индивидуальным репетитором, мужской голос вещал о ненужности этих занятий. Как только я вошла в кабинет, студентка бросилась на колдуна и вцепилась своими губёшками в его. Маг так и стоял, держа в руках пергаменты.
— Кхмх, — прокашлялась я с усиленной хрипотцой.
Студентка Вария, пятый курс, сожри её волколак, отстранилась.
— Прошу прощения, что прерываю, профессор Алласторс, это тесты шестого курса для проверки и ведомость. Я аккуратно положила стопку проверочных на стол.
Ох, если бы можно было запечатлеть его лицо на картине. Так выглядит лицо смертника, который видел, как отрубают голову на гильотине его соратнику, а следующему на эшафот подниматься ему.
Девушка подхватила сумку и, проходя мимо меня, победно сверкнула глазками. Видимо, решила, что выиграла в войне за молодого преподавателя.
Молодого… Он ведь старее, чем наша Академия, одного возраста с книгами из магистратской секции. И всё же война за него действительно оказалась не шуточная. Малакая на каждом углу поджидали юные особы, слали открытки и любовные письма. Они хорошо горели в камине в ночное время, озаряя наши тела во время занятий любовью.
— Огонёк, — сказал он с придыханием.
Могущественный колдун леденящей душу кавалькады боится.
— Их нужно проверить к завтрашнему утру.
И, развернувшись на каблуках, пошла в сторону двери. Перед тем, как шарахнуть дверью, я швырнула огненный шар в его стол, он вспыхнул, как сухой листик в костре.
Хорошо горит.
— Эрика, там были важные документы! — закричал колдун.
— Восстановишь, ты талантливый! — заорала ему в ответ.
Я шла в сторону общежитий и улыбалась, как проклятый волшебный кот. Злилась ли я? Нет. Я знаю и чувствую, что испытывает ко мне Малакай, его прикосновения, его поцелуи, каждую ночь слышу, как моё пламя освещает его чёрный, как ночь, жизненный путь. Но за то, что он стоял каменным истуканом и не оттолкнул девушку, придется попотеть. Конечно, для такого могущественного колдуна из пепла возродить документы особого труда не составит, но не оставлять же его без наказания. Мое понедельничное настроение было впервые прекрасным.
* * *
Близился конец октября и мой любимейший праздник — Самайн, ознаменование начала тёмного времени года. Я любила дождь и холод, в это время преподаватели собирались на общей кафедре за бокалом крепкого и, укрывшись пледом, под треск дров камина и завывание ветра за окном рассказывали истории.
Эта ночь стала самой болезненной в моей жизни. Ночь, когда сердце разбилось на миллиарды осколков, но ещё трепыхалось, подавало признаки жизни, истекало кровью, пыталось выжить. Грудь сдавило