Афган - Родрик Брейтвейт

Работа в регионах была не только опасной, но и очень тяжелой. Советники обнаружили, что в провинции Логар ни один кишлак не поддерживает кабульский режим. Лишь 2,5% детей в этой провинции ходили в школу. С 1984 по 1986 год Александр Юрьев служил в Кандагаре: он попросился туда, когда его предшественник Григорий Семченко получил серьезные ранения. Юрьев писал в дневнике: «Кандагар — город очень красивый. Но он наполовину разрушен, целые улицы и кварталы в развалинах, а на сохранившихся зданиях много щербин от осколков и пуль. Ехать очень опасно: душманы стреляют из зеленки, делают засады в городе. Поэтому у всех автоматы наготове. Тем более что из шести городских районов мы контролируем только два, а остальные четыре — душманы. И эти районы как раз делит дорога, по которой мы туда и назад ездим каждый день».

Домой Юрьев слал бодрые письма: «У меня все хорошо. Живу на загородной вилле, которую строили американцы. Рабочий день — сокращенный, с 8-9 утра до 14.00. Бывает 2-3 выходных в неделю». Это не было неправдой, но все же в реальности дело обстояло несколько иначе. Виллу действительно построили американцы, возводившие местный аэропорт. Но водоснабжение не работало, как и освещение с отоплением. Этот район обстреливали из минометов несколько раз в день. «Жизнь научила: при обстреле между тобой и улицей должно быть две стены. Лежишь в каске и бронежилете на полу и думаешь: только бы не в потолок». От виллы до кандагарской штаб-квартиры ДОМА, где работал Юрьев, было несколько километров. Дорога всегда была заминирована, и каждую неделю кто-нибудь на ней подрывался. Каждое утро танк-тральщик очищал дорогу от мин, солдат расставляли вдоль дороги, и по ней можно было ездить. Затем солдат отзывали, и дорога вновь оказывалась в руках мятежников. Поэтому Юрьеву приходилось возвращаться домой к двум часам дня. А если шли серьезные бои, то из дома лучше было вообще не выходить — это и был «выходной». Стрельба не прекращалась. «10 и 11 августа [1985 года] идут бои, — записал Юрьев в дневнике. — Много убитых и раненых. Открываем в Кандагаре филиал Института молодежных кадров ЦК ДОМА. На митинге выступил секретарь ПК НДПА товарищ Ханиф. Он говорил, что филиал открывается на войне. Но это необходимо, так как молодежь должна настойчиво изучать революционную теорию и использовать ее в революционной борьбе. На улице, под открытым небом я провел первое занятие со слушателями филиала “Место и роль ДОМА в политической системе афганского общества”».

Советники могли неделями не слышать ни слова по-русски. Не каждый мог выдержать напряжение. Александр Гавря, который работал в Афганистане с октября 1982 по октябрь 1985 года и с апреля по ноябрь 1988 года, рассказывал:

Даже если мятежники не контролировали сельскую местность днем, ночью она была в их руках. Эффективно работать с крестьянами было затруднительно. А пролетариата в Афганистане не было: в стране практически отсутствовала промышленность. Так что советники в основном занимались тем, что укрепляли местные партийные и молодежные организации, помогали школам и устраивали детские летние лагеря. Один гость из СССР необдуманно выступил в местной школе с лекцией о том, как советские дети помогали взрослым бороться с немцами, подсыпая песок в пулеметы и танки. Слушатели, само собой, навострили уши. Командир дивизии пришел в бешенство: «Чтобы таких болтунов вокруг меня на выстрел не было».

Еще один комсомольский советник, Юсуф Абдуллаев, так докладывал о поездке по провинциям в июне 1981 года: «Обстановка очень сложная. В руках народной власти только райцентры… Все силы брошены на борьбу с душманами. После попытки открыть школу четверым детям сломали руки и ноги. Сильный антисоветизм и страх перед русскими солдатами, которые нередко сами дают для этого повод. Душманы подожгли автоколонну из восемнадцати машин с продовольствием, которые наши “присвоили”, чтобы продать. Афганской армии и Царандоя нет. Воюют в основном наши воинские подразделения и немногочисленные малиши (отряды защиты революции) из числа местного населения. Душманы терроризируют местное население — с тех семей, в которых есть люди, сотрудничающие с народной властью, берут “штраф” от двадцати до сорока тысяч афгани».

В феврале 1982 года Абдуллаев пришел в еще более мрачное настроение. В провинции Фарах было больше сотни школ, но работали, наверное, не более десяти. Учились лишь четыре тысячи из 21 тысячи детей школьного возраста. Из 51 кооператива не работал ни один. Местная комсомольская организация была в полном беспорядке, в ней состояло не более двухсот человек. В районе действовали более сорока отрядов мятежников, средний возраст которых составлял меньше тридцати лет. Тем не менее Абдуллаев был уверен: большинство населения согласно с тем, что правительственный террор и насилие пошли на убыль после назначения Кармаля и что банды моджахедов сами себя дискредитируют. Однако люди были чрезвычайно осторожны. Несколько месяцев спустя Абдуллаев докладывал из Хоста, что никто ни слова не говорит о Бабраке Кармале, разве что один афганский офицер прокричал «Смерть Кармалю!» на политическом совещании в своем артиллерийском полку.

* * *

Герат, где все началось, в течение всей войны был спорной территорией. Моджахеды контролировали старый город, а правительство и русские — пригороды и главную дорогу, их огибающую. Советские советники жили в популярном у туристов отеле «Герат», построенном за несколько лет до того на окраине, у дороги в аэропорт. К этому моменту он превратился в небольшую крепость: мешки с песком на балконах, БТР и группа минометчиков у входа, а вместо швейцара в ливрее — тяжеловооруженный солдат в бронежилете. Жильцам рекомендовали даже по городу ездить в сопровождении бронетехники.

В июне 1981 года один из комсомольских советников, Геннадий Кулаженко, должен был проехать короткий путь из аэропорта в гостиницу. Сопровождения в аэропорту он не встретил, так что сел в такси «Тойота», но так и не доехал до места назначения. Его коллеги из Кабула не получили помощи от советских военных и гражданских властей и сами отправились в Герат выяснять, что случилось. Им удалось найти изрешеченную пулями «Тойоту». Местный мулла сказал, что знает, где могила Кулаженко. Они отправились туда в сопровождении танка и двух БТР, которые вскоре застряли на узкой улице кишлака. Мулла отвел их к могиле пешком, однако тело, которое они выкопали, сильно разложилось и не принадлежало Кулаженко. После этого они попали в засаду. Позже один из местных повстанческих отрядов распространил листовку, в которой говорилось, что Кулаженко казнили и захоронили в тайном месте.

Он стал первой из четырех жертв среди комсомольских советников. Николай Серов умер в 1984 году от рака крови, Атор Абдукадыров погиб в ходе обстрела, а Александр Бабченко умер в 1987 году, незадолго до того, как вернуться домой.