Блюз черных дыр и другие мелодии космоса - Жанна Левин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вся эта затянувшаяся история получила достойное название: “Дело Древера”. Рай говорит, что “и Рону, и Робби следовало проявлять побольше лояльности. Лояльность – правильное слово. Ты со мной или ты против меня? У Рона были претензии к техническим решениям Робби, а Робби чувствовал себя кем-то большим, чем просто администратором. Я имею в виду вот что: мне кажется, назови вы его менеджером, он тут же набросился бы на вас. [Он сказал бы: ] «Я физик, и я могу рассуждать об этих вещах не хуже любого другого». Я уважал его, потому что он не был дураком. А Рон был не в силах уважать Робби. Понимаете? И это, по-моему, в конце концов и привело к тому, что случилось. Рон вел себя так, что заставил Робби чувствовать себя человеком второго сорта, и Робби не смог с этим смириться”.
Рай продолжает:
– И неожиданно все мы столкнулись с этим ужасным противостоянием. Но одновременно нам предстояло решить по-настоящему серьезную проблему. Эта по-настоящему серьезная проблема – я тогда изо всех сил пытался спасти ситуацию – заключалась в том, что проект топтался на месте.
Последний и решающий конфликт произошел в 1994 году.
– Это случилось после того, как мы заключили контракт с компанией Chicago Bridge & Iron, которая должна была изготовить для нас трубы. Я был научным консультантом, сопровождавшим работы по контракту. Робби тогда обрушился с руганью – прямо при всех – на парня из Национального научного фонда, который присутствовал там, чтобы наблюдать за началом процесса. Нам всем было очень стыдно.
Этот парень из ННФ задал вопрос, который показался Робби некорректным. Мне же он казался вполне разумным. Робби закатил истерику. Никогда прежде я такого не видел. Побагровев, Робби – человек довольно высокий – накинулся на маленького парня из Национального научного фонда. Он кричал ему: “С нами так нельзя. Заткнитесь!”.
Президент компании CB&I и инженеры переглядывались, пытаясь понять, кто этот сумасшедший, прыгающий вокруг представителя ННФ. У него же деньги, думали они, так что, черт побери, творит этот псих?!. И я помню, что именно после этого я порвал с Робби, хотя это было очень тяжело для меня. Я даже скажу вам, что не было, наверное, в моей жизни момента тяжелее. Я знал, что делаю ему больно.
Я сказал ему: “Ты влип в проблемы по уши, и я больше не смогу тебе помогать. Тебе пора уйти. Ты свое дело сделал. Извини.” Робби сразу впал в ужасную депрессию. Он выглядел так, будто вот-вот умрет. Очень изменился внешне. Побледнел. Мы возвращались обратно в одной машине. И оба всю дорогу молчали.
А когда мы приехали, я сказал ему: “Робби, мне правда очень жаль.”
И он ответил, перед тем как мы расстались – я спешил на свой самолет, а он на свой: “Вечно ты все видишь в неправильном свете”.
Теперь слово Стэну: “Это совпало с землетрясением в Нортридже. Простое совпадение, не больше! Отлично помню, как мы прилетаем в Вашингтон, чтобы получить по заднице от Национального научного фонда и умолять их о пощаде, а по телевизору передают новости о землетрясении в Нортридже”.
Рай тоже был на встрече в Вашингтоне примерно в то же время: “Робби отвечал на вопросы членов правления фонда. Это была абсолютно ужасная сцена. Он пытался обосновать свои решения. И зря – не должен он был этого делать. Почему он избавился от Древера. Почему единолично распоряжался деньгами. Почему не ввел больше людей в управление проектом. Они зачитали ему решение, принятое комитетом по этике. Робби походил на мертвеца. И это был конец”.
Желая защитить Робби Фогта, Кип подробно рассказывает об основных успехах, достигнутых под его руководством. Фогт систематизировал научно-исследовательскую работу, так что в итоге коллективу удалось завершить проектирование и испытания элементов интерферометра. Очень важно то, что он систематизировал программу научных исследований LIGO. Он курировал выбор площадок для строительства обсерваторий, проектирование вакуумной системы и труб. Под его руководством были приняты непростые решения по геометрии оптической системы и лазерам. Он способствовал детальной разработке первоначального интерферометра. Также Фогт добился одобрения проекта LIGO на всех уровнях – от экспертных комиссий до Конгресса. (Окончательное решение о выделении средств на строительство тогда еще принято не было.) Фогт сплотил команду.
Сегодня Робби пожимает плечами: “Я был игроком. Я был убежден, что смогу построить все сам”. Понимая, что его репутация мне известна, на пятом часу нашей беседы он говорит – то ли защищаясь, то ли пытаясь оправдаться: “Я допускал ошибки, потому что располагал неверной информацией”. Категоричное заявление. Но затем добавляет с улыбкой: “И потому, что у меня такой темперамент”.
Рона Древера изгнали из проекта. Он получил примерно миллион долларов и помещение в Калтехе – под новую лабораторию и проведение собственных исследований. Эта лаборатория располагалась в обветшалом, не подлежащем ремонту здании. Вдобавок там не хватало нужного оборудования. В 1997 году лаборатория Древера так и не была должным образом оснащена; к тому же ее плохо финансировали. Рон, снедаемый чувством безысходности, наблюдал, как на площадках в Хэнфорде и в Луизиане началось строительство LIGO. В интервью он рассказывает о небольших экспериментах, которые ему удалось выполнить, и о том, что, как ему кажется, “это было второстепенно, не так важно, как реальное обнаружение гравитационных волн. Я ощущаю себя инвалидом – из-за влияния внешней силы, по причинам, которые я не понимаю, мне не удалось внести полноценный вклад в. меня не оставляет ощущение. что я мог бы сделать больше, что я могу сделать больше”.
Рай говорит: “Этот эпизод оставил темное пятно в истории проекта LIGO. Рон Древер – это трагедия. Ни Робби, ни Рон так никогда и не смогли полностью оправиться после такого. Никто теперь не хочет вспоминать об этом. Но, к сожалению, это стало достоянием широкой публики. И все же не пишите про это в вашей книге”.
Ей-богу, здесь, на Юге, люди милее. Мне плевать, вправду ли они добрые или только прикидываются. В голосе Джейми, выросшего в Атланте, угадываются интонации южанина. Он встречает меня в аэропорту Нового Орлеана, и мы вместе отправляемся в обсерваторию LIGO, расположенную в Ливингстоне, неподалеку от города Батон-Руж. Проехав несколько миль, мы ненадолго останавливаемся у речного заболоченного рукава. Потом любуемся Миссисипи. Потом опять пускаемся в путь, и он увлеченно рассказывает мне о том, как проходит установка усовершенствованного детектора. Рассказывает до тех пор, пока мы не соображаем, что где-то час назад проскочили свой поворот.
LLO располагается в Ливингстоне, на той же дороге, что и Батон-Руж, но чуть дальше. С архитектурной точки зрения обе обсерватории, LHO в Вашингтоне и LLO в Луизиане, похожи друг на друга настолько, насколько вообще могут быть похожи два здания. На первый взгляд они полностью идентичны. Брайан О’Рейлли, руководитель установки в LLO и обладатель сильного ирландского акцента, рассказывает, что на LHO запирают противоположную из сдвоенных входных дверей и что поэтому, приезжая в Хэнфорд, он всякий раз по ошибке дергает ручку не той двери.