Нерассказанная история - Моника Али

– Все нормально? – спросил он, немного погодя.

Она сидела на кровати, скрестив ноги и сворачивая на журнале косячок.

– Я же кончила, так ведь?

– Но тебе было… ну знаешь… хорошо?

Она рассмеялась, зажгла косячок и глубоко вдохнула.

– Так чего ты хочешь, медаль?

– Прости. У меня давно не было женщины.

– Я паршиво рисую, – призналась она, улыбаясь и растирая его бедро.

– Ничего подобного, – возразил он. – Пойдем посмотрим! Я бы хотел увидеть твои картины.

– Отвали! – бросила она. – Нечего меня утешать!

Грабовски вздохнул про себя. Это вошло в привычку еще во времена Кэти. Женщины слетают с катушек, если мужчина вздохнет, пока они готовятся дать бой.

– Не принижай себя, – посоветовал он.

– Вовсе нет, – выдавила она, и лицо ее неожиданно смялось. – Я просто бездарь, вот и все.

Она включила телевизор, и они смотрели фильм, сидя в постели, как старая женатая парочка. Он смертельно устал. И даже не знал, предложит ли она остаться. Если спросит он, она воспримет это как признак его бесчувственности, потому что мужчина без всяких слов должен распознавать желания женщины, хотя они только что встретились.

– Можешь идти, если хочешь, – сказала она, словно прочитав его мысли. Ее глаза были красны от марихуаны. Она была старше, чем ему сначала показалось.

«Возможно, это к лучшему», – решил он.

Уже одевшись, он пообещал:

– Я тебе позвоню.

– Ну да, конечно! Ты даже имени моего не знаешь.

– Прости, – буркнул он, причем совершенно искренне. Он не совсем понимал, что сделал не так, но его одолевала грусть.

– Проваливай, – прошипела она и прибавила звук.

* * *

Грабовски едва только заснул, как зазвонил мобильник. Пришлось нашаривать его в темноте.

– Господи, Ник, сейчас глубокая ночь.

– Не знаю, что на меня нашло, но мне кажется, это дело срочное.

– Ладно, выкладывай. Что у тебя?

Ник откашлялся, как всегда, перед очередным отчетом.

– Лидия Снейрсбрук – имя необычное. Я нашел только трех кандидаток. Одна родилась в Стирлинге в пятьдесят четвертом, по возрасту не подходит. Вторая – в шестьдесят седьмом, а значит, слишком молода. Третья вроде бы то, что надо, родилась в шестьдесят втором в Уилтшире. Родители Мэри Джоанна Снейрсбрук, домохозяйка, и Джозеф Ренфру Снейрсбрук, банкир и гражданин США. Поэтому я решил сначала поработать над ней. Других пока не трогал. Решил, что ты захочешь услышать прямо сейчас.

– Уверен, у тебя работает счетчик, – съязвил Грабовски. Информация Ника никогда не обходилась ему дешево. – Поэтому лучше выкладывай.

– Я не смог ничего на нее накопать.

Грабовски ждал. Ник не позвонил бы посреди ночи просто так, ради забавы.

– Ничего. Ни свидетельства о браке, ни водительских прав, ни штрафной квитанции за неправильную парковку. Ни свидетельства о выдаче кредита. Ни черта!

– Леди растворилась в воздухе, – хмыкнул Грабовски.

– Поэтому я проверил записи о смерти.

Грабовски затаил дыхание.

– Лидия Снейрсбрук родилась двадцать четвертого апреля тысяча девятьсот шестьдесят второго года. Умерла тридцатого апреля того же года. Внезапная детская смерть в пятидневном возрасте.

Грабовски потерял дар речи. И вознес безмолвную благодарственную молитву Господу.

– Граббер! – окликнул Ник. – Ты здесь?

– Здесь.

– Так что мне теперь делать? Отследить двух остальных?

– Нет. Не стоит. Хорошая работа, Ник. Посчитай, сколько я должен, и дай мне знать.

– Я помог?

– Еще как! – заверил Граббер, пытаясь скрыть нараставшее возбуждение. – Это все решает!

– Ладно, босс. Но что именно решает?

– Да ничего такого. Тупик. Послушай. Мне бы немного поспать… но все равно, спасибо за звонок.

Уснуть, разумеется, он не мог, и даже не пытался. Снова просмотрел снимки и заметался по комнате. Это правда. Чистая правда. Величайшая удача в жизни. Величайшая гребаная удача в жизни любого! Но она выпала ему.

И он вполне может напортачить. Нужно все делать по уму и очень осторожно. В четыре утра, когда по всем правилам он должен был подыхать от похмелья, голова была яснее, чем за последние десять лет!

Он не ОБЯЗАН ничего доказывать. Конечно, не обязан. Ему нужно знать одно: что он не оказался полным идиотом. Следовало бы попросить Ника послать е-мейлом свидетельства о рождении и смерти. Возможно, тот, кто спланировал это для нее, сумел на основании первого документа изготовить ей второй паспорт.

Нужно сделать побольше снимков. У него совсем нет хороших… тех, где она с бойфрендом. С того места, где он прятался, когда вел слежку за ними, никак не навести объектив под нужным углом. Он знал, где поместят эти фото: одно на обложке, остальные шесть – на развороте. И если он сумеет подать эту историю, газеты ее напечатают. И никаких твердых доказательств не потребуется. Газетам не они нужны, а сенсация. Они считают роман между знаменитостями чем-то вроде поцелуя в щечку. Грабовски знал, как это будет:

«Не может ли эта женщина оказаться…»

Вот что будет написано в заголовках. Прошло почти десять лет с ее исчезновения при загадочных обстоятельствах, с идиотскими версиями и голословными обвинениями в убийстве. А вдруг этот маленький американский городок хранит тайну того, что случилось на самом деле в тот судьбоносный сентябрьский день? Стоит представить только, как будет подогрето любопытство публики! Сюда нахлынет орда репортеров, которые осадят ее дом, и к тому времени все будут знать, что она попросту сбежала… если, конечно, у этой дамы не найдется подходящего объяснения.

Грабовски пошел в ванную за стаканом воды. Посмотрелся в зеркало. Потер рукой щетину. Повернулся в профиль. Немного отяжелевший… и брыли появились, но все не так плохо. Волосы по-прежнему густые, и седина идет ему больше, чем естественный цвет. Кэти часто говорила, что у него добрый взгляд… прежде чем решила, что ненавидит его. Он смотрел на себя и гадал, что такого доброго в его глазах. Он всегда считал их немного грустными.

А если он ошибается насчет Лидии?

Грабовски вернулся в спальню, сел на кровать и стал перебирать четки.

Ему не нужно ничего доказывать. Кроме как самому себе. Так, чтобы твердо знать, прав он или нет.

Лидия нашла свои резиновые сапоги в комнате отдыха и отправилась мыть вольеры струей из шланга. Волонтеры поставили два стола для груминга собак за огороженной сеткой травянистой площадкой для выгула и сейчас работали над керри-блю-терьером и дворнягой с белыми носочками, попавшей в приют вчера, полностью покрытой грязью. Остальные собаки гоняли по площадке, они затевали драки, бродили между столбами и дружелюбно обнюхивались. Вода из шланга ударила в землю и сверкнула радужными каплями, прежде чем разлиться по всему вольеру. Лидия взглянула в дальний конец площадки, где поместили питбуля. Пес с мрачным видом сидел у проволочной двери. После того как он укусил Топпера в переднюю лапу, его обрекли на одиночные прогулки.