Объяснение в ненависти - Анна и Петр Владимирские

Пай угадал: настроение у его хозяйки было плохое. Вообще-то у Веры Алексеевны Лученко настроение всегда хорошее, во всяком случае так всем кажется. Но мало кто знает, что хорошее настроение не появляется само по себе, оно дается с трудом. Легко возникает только плохое настроение. Можно сказать, оно возникает практически всегда, когда смотришь на людей и их дела. Но иногда, как, например, сегодня, накатывает уже не просто не то настроение, а не то самочувствие.

Вере не спалось. Может, луна была виновата — полная, круглая, ослепительно яркая. Она так и манила к себе, и Вера подумала, что не случайно луну связывают с колдовством и ведьмовством. Кто-то считает силу лунной воды антинаучной белибердой, кто-то верит в нее как в чисто женское снадобье, наряду с наговорами и приворотами. Потому что и вода, и луна — воплощения женской силы, опасной и притягательной власти, идущей снизу. Ей трудно сопротивляться. У нее, у Веры, сила была от другого. Но если кому-то необходимо — раздевайся донага и плыви лунной полночью по «лунной дорожке», прямо к луне. Тут главное — верить, что весь мир наполняется серебряным блеском и этот блеск медленно, по капле втекает в вас, и на берег вы выйдете в ясном уме и полная колдовских сил. И еще, конечно, важна страховка с берега, а не то, не дай Господь, судорога какая…

Нужно, нужно спать. Во сне имя «Андрей» не мучит. Надо «заспать» все проблемы, чтобы не казались такими неразрешимыми утром, на расстоянии сна. Как в детстве: мальчик ли соседский обзывается, разбила ли коленку — ложишься спать, а просыпаешься уже в другой, новой жизни, где все иначе. И если с любовью не получилось, нужно спать — а утром спокойно вывести собаку, выпить кофе и ничего не вспоминать. Если сможешь.

Хватит, пожалуй, смотреть в ночь. А то она тоже начнет смотреть на тебя… Вера отвела взгляд от гипнотического шара луны. В окна задувал резкий беспокойный ветер, становилось как-то тревожно, неуютно. Она все сильнее чувствовала себя мультяшным человечком из табачного дыма. Форточку открыли, и человечек улетучился. Нет, надо срочно убедиться в материальности бытия. Оглянемся: всели в порядке? Часы на стене и на тумбочке тикают. Пай спит, положив голову на ее подушку. Можно пойти б кухню и попить чаю, можно почитать книгу, включить тихонько любимую музыку, можно повспоминать все свои удачные дела. Но все равно кружится голова, растет тревога, мир искажается, будто смотришь на него изнутри стеклянного шарика. Наверное, луна виновата?

Нет, призналась себе Вера, виноваты вопросы. Обступили со всех сторон, как пациенты, и не дают спать. Обычно в огороде, как известно, бузина, а в Киеве — дядька. М-да. А в нашем огороде чего только нет. Совпадение ли то, что тетя покойного Жени Цымбала, эта вчерашняя сердитая женщина, работает в «Океанимпэксе»? И в нем же происходят странные убийства: журналистов, этого седого армянина-ресторатора. И считать ли случайностью, что фамилия Цымбал всплыла буквально недавно, после звонка Паши Винницкого? Да и сам звонок наводит на мрачные размышления: было ли это самоубийством? Кому мог помешать глухонемой мальчик, кому помешали журналисты? Нет, не бывает таких случайностей, и значит, в «Океане» действительно что-то не так. Но что? Она не почувствовала во время тренинга. Только тревога возникает непонятная. Значит, вживаться надо глубже. А вот, кстати, еще парочка вопросиков: зачем понадобилось красть карточку Борислава Голосова с инцестуальной фобией? Значит, он и есть Юркин одноклассник? И не получается пока Юрия расспросить, прячется он от нее, сердешный, после того удара по башке. Ну прячься, прячься, все равно рано или поздно я тебя застукаю. А замок на дверь в свою комнату давно пора было повесить, чтобы не шастали бывшие родственнички, нынешние соседи по коммуналке. Сама виновата, что карточку сперли.

Итак, какие еще есть у нас невыясненные вопросы? Ага, вот: случайно ли за ней ездит какой-то «лендровер»? Янис ли это за ней следит, как в Одессе, или кто-то другой? И если другой, то кто? И зачем? И можно ли вообще всерьез относиться к этому, если таких машин, наверное, сотни…

О жалобе на нее, Веру, и об увольнении думать пока не нужно. Это пока табу. Ее и так уже «ломает», как от наркотика. Вскакиваешь утром — а на работу идти не надо. Не надо нашаривать сонно будильник, не надо бежать под короткий душ, чтобы проснуться, ни к чему включать фен и быстрыми движениями рисовать французской тушью глаза, не надо торопливо насыпать кофе в толстую керамическую чашку, смотреть в окно — как там, дождь или солнце, снег или ветер — и думать, что надеть. Не нужно впихиваться в городской транспорт, выгадывая минуты, и вскоре вбегать в клинику, здороваясь направо и налево. Ничего этого не надо. И возникает сосущая пустота…

Нет-нет, прочь эти мысли. Вот что важно: Янис говорил, что какой-то милиционер по его просьбе помогает расследовать странные для «Океанимпэкса» обстоятельства. Не мешает с милиционером встретиться и поговорить, разузнать то, чего нельзя узнать у других. И пора, в конце концов, выяснить подробности самоубийства Жени. Потянуть за ниточку с этой стороны, авось приведет куда-то.

А еще нужно с подругами встретиться. С Дашкой, например. Ведь ты не одна, у тебя есть подруги. Если уж ты, Вера, безработная, имеешь ты право в кафе просто так посидеть с подругой? Имеешь. Тренинги в «Океане» никуда не убегут, фирма на месте, не рассыплется. И пусть срочное не мешает важному. Пусть оно, срочное, потерпит, посидит пока в уголке, а важным мы будем считать в данный момент простое человеческое общение — глоток свежего воздуха. Вот так и решим…

Она выключила свет, легла и велела себе послать подальше все проблемы. Они действительно отступили немного, подошел сон, размыл остроту восприятия. Нотам, за сном, по-прежнему частоколом стояли вопросы. И ждали.

* * *

Кафе, куда приехали подруги, располагалось в центре города, на Пушкинской, в уютном подвальчике. Творческая братия из соседнего театра любила после спектакля закатиться в это симпатичное заведение. Кто сказал, что для задушевных разговоров место не имеет значения? Неправда! Для утоления сенсорного голода нужен не только собеседник. Необходимы мелочи и пустячки, детали и подробности. Имеют значение и место, и время, и еда, и питье — все! Время было для женщин ранним: одиннадцать часов. В только что открывшемся арт-кафе посетителей не оказалось, было тихо и прохладно. Молодые женщины присели в отделенной от общего зала нише с низким сводчатым потолком. Им сразу же принесли меню, и обе внезапно почувствовали голод. Кофе будет у нас на десерт, решили они, а пока отведаем барбекю на ребрышках. И крабовый салат.

Вера решила не тянуть и сказала:

— Знаешь, Дашунь, меня, кажется, увольняют с работы.

— Ты меня разыгрываешь? — Дашины брови изумленно взлетели, как два черных перышка от дуновения ветра.

— Нет. Я говорю правду, — невесело усмехнулась подруга.

— Ну-ка, излагай подробности. — Перышки уселись на место.

Подробности хорошо пошли под принесенное мясо. Лученко рассказала Сотниковой о жалобе в министерство, о беседе с главврачом. Даша умела слушать так же хорошо, как сама Вера. Если ты директор рекламного агентства, должна уметь переваривать информацию, вникать в ее суть. Иначе не удержишься на плаву. Работа научила Дашу слушать по-мужски, по схеме: проблема — анализ — решение. Подруги могут пожалеть, посочувствовать, покивать и даже посоветовать, как дальше жить, но ничего кардинального не подскажут. Ведь женщинам необходимо проблему проговорить, причем не один раз, а много. Даша же сначала воспринимала информацию, а затем начинала быстро соображать, как помочь. Поэтому, вычленив из скупого рассказа главное, она спросила: