Кошки-мышки - Вера Каспари

Марк оставил меня, подошел к нему и встал, подняв сжатые кулаки к восково-бледному лицу Уолдо. Глаза Уолдо под очками выпучились еще сильнее, но он стоял прямо, сложив на груди руки.

Я подбежала к Марку, схватила его за руки.

– Марк, пожалуйста, не злитесь. Если вы должны меня арестовать, то действуйте. Я не боюсь.

Уолдо рассмеялся.

– Вот видите, мой благородный друг, она ни во что не ставит ваш галантный порыв.

– Я не боюсь, – повторила я на насмешку Уолдо.

– А тебе, дорогая, пора бы уже усвоить, что обходительность – последнее прибежище негодяя[36].

Я взглянула Марку в лицо. Он ездил в Уилтон и явно не выспался, проведя всю ночь за рулем. Тем не менее передо мной стоял настоящий мужчина, как охарактеризовала его Бесси. То же самое повторила тетушка Сью и сказала, опровергая свои жизненные принципы, что некоторые мужчины стоят больше, чем их доходы. Я вдруг подумала, что всегда жила интересной жизнью, развлекалась, наслаждалась мужским обществом, однако среди окружавших меня людей было слишком много суетливых старых баб и взрослых мальчишек. Я снова схватила Марка за руку, посмотрела на него и улыбнулась, подбадривая саму себя. Марк тоже не слушал Уолдо, он глядел мне в глаза и мягко улыбался. Я устала, мне хотелось прижаться к нему, почувствовать его силу, положить голову ему на плечо.

– Ну что, горе-детектив, нелегко арестовывать куколку? К тому же до того, как вам представился шанс ею попользоваться?

Уолдо говорил пронзительно и резко, грубые, вульгарные слова не вязались с его обычной манерой. Голос Уолдо и оскорбления как будто встали между мной и Марком, наша близость исчезла, казалось, я хватаю руками пустоту.

Уолдо снял очки и уставился на меня беззащитным взглядом.

– Лора, я твой старый друг. Возможно, я сейчас говорю не самые приятные вещи, но умоляю, вспомни, что ты знакома с этим человеком всего лишь сорок восемь часов…

– Неважно, – ответила я. – Мне плевать на время. Оно ничего не значит.

– Он сыщик!

– Ну и пусть. Может, он хитрит и расставляет ловушки для мошенников и бандитов, но со мной он честен. Правда, Марк?

Что бы Марк обо мне ни думал, в тот миг я для него словно не существовала. Он уставился на вазу из посеребренного стекла на каминной полке – рождественский подарок от Уолдо. Тогда я перевела взгляд на Уолдо. Его толстые чувственные губы шевелились, блеклые выпученные глаза затягивала пелена.

– Всегда одно и то же, Лора. Каждый раз повторяется одна и та же схема, та же ловушка, тот же пыл и очередное поражение. Стоит тебе встретить стройного, мускулистого и безыскусного молодого человека, и ты уже не способна почувствовать, что внешняя оболочка скрывает немочь, порочность и тягу к разрушению. Помнишь человека по имени Шелби Карпентер? Он тоже тебя использовал…

– Замолчи! Немедленно замолчи! – закричала я, глядя в опухшие глаза Уолдо. – Ты прав, Уолдо, та же схема, та же немочь, порочность и тяга к разрушению, только все это относится к тебе! Это ты высмеивал и разрушал мои мечты. Ты ненавидел мужчин, которые мне нравились, находил у них слабости и делал все, чтобы они выглядели в моих глазах еще слабее, издевался и насмехался над ними до тех пор, пока они не начинали меня ненавидеть!

Уолдо назвал меня кровожадной, и в ту минуту, когда меня внезапно охватила ненависть к нему, я действительно жаждала крови. Прежде я не понимала его истинной роли в моих отношениях с Шелби или другими мужчинами и не ощущала злого умысла, пока Уолдо не попытался очернить Марка. Я отважно обвиняла Уолдо, выкрикивала ему в лицо обвинения, словно и раньше все знала, но на самом деле я была слишком слепа и упряма, чтобы заметить, как его колкие насмешки больно ранят моих друзей и уничтожают их любовь ко мне. Теперь я видела это так отчетливо, как будто стала богом, который с вершины горы разглядывает людей под ярким светом. И я радовалась своему гневу, упивалась ненавистью. Я жаждала крови и мести.

– Ты и его хочешь уничтожить. Ты его ненавидишь. Ревнуешь меня к нему. Марк – настоящий мужчина, и потому ты хочешь его уничтожить.

– Марку не нужна помощь, – заметил Уолдо. – Марк, похоже, вполне способен уничтожить себя сам.

Уолдо всегда удавалось унизить меня в споре и выставить мой справедливый гнев дешевой истерикой базарной торговки. Чувствуя, как мое лицо искажает уродливая гримаса, я отвернулась. Однако Марк сохранял презрительное спокойствие. Он обнял меня одной рукой и притянул к себе.

– Значит, ты сделала выбор? – спросил Уолдо с тенью насмешки в голосе.

Яд утратил свою силу. Суровый, прямой и решительный взгляд Марка встретился с уклончивым, насмешливым взглядом Уолдо, и Уолдо оказался безоружным, у него не осталось ничего, кроме капризного упрямства.

– Благословляю ваше саморазрушение, дети мои, – сказал Уолдо и водрузил на нос очки.

Он проиграл битву и теперь старался достойно отступить. Мне вдруг стало его жаль. Мой гнев испарился. Сейчас, когда Марк успокоил мою тревогу, мне не хотелось наказывать Уолдо. Мы поссорились, излили друг на друга яд своих разочарований, разорвали нашу дружбу, но я не могла в одночасье забыть его доброту и щедрость, все те годы, что мы провели вместе, наши общие суждения и шутки, рождественские праздники и дни рождения, милые мелкие ссоры.

– Уолдо, – позвала я и шагнула к нему.

Рука Марка напряглась, он схватил меня крепче, удержал, и я забыла о своем старом друге, который со шляпой в руке стоял у двери. Я забыла обо всем на свете, беззастенчиво растаяла, мои мысли затуманились, все страхи куда-то исчезли. Я бесстыдно прильнула к Марку. Я не заметила ни как ушел Уолдо, ни как закрылась за ним дверь, и не помнила ничего, что было дальше. В моей душе не осталось места для осторожности, страха перед обманом, и я не помнила о предостережениях. Моя мать говорила, не отдавай себя, а я отдавала себя с сумасшедшим восторгом, дарила себя с такой самозабвенной щедростью, что наверняка он губами, сердцем и всем телом почувствовал, что я принадлежу ему.

Марк отпустил меня так неожиданно, что мне показалось, будто я налетела на стену. Он отпустил меня так, словно хотел меня завоевать, одержал победу и на этом все закончил.

– Марк! – воскликнула я. – Марк!

А он ушел.

Это было три часа назад, три часа и восемнадцать минут. Я все еще сижу на кровати, полураздетая. Ночь стоит сырая, и мое тело, словно росой, покрыто влагой. Такое ощущение, что я отупела и оцепенела; у меня так замерзли руки, что я едва удерживаю карандаш. Но я должна писать, должна продолжить записи, чтобы привести в порядок мысли. Я попыталась вспомнить все до единой сцены, события и слова, которые он мне говорил.

Уолдо предупреждал меня, и Шелби тоже. Марк – сыщик, и этим все сказано. Но если он думает, что я виновна, почему возле дома больше нет охраны? Или он влюбился в меня и решил дать мне возможность сбежать, хотя и считает убийцей? Впрочем, предостережения Уолдо мешали мне подыскивать подходящее объяснение или утешать себя. Мне хотелось думать, что Уолдо предостерегал меня исключительно из ревности к Марку, что он намеренно пытался наделить Марка пороками и слабостями, которые на самом деле присущи ему самому.