Автомобиль Иоанна Крестителя - Елена Басманова

– Вон, на скамеечке, видите? Это и есть мой триумф, – горделиво прошептал Суржиков, с любовью глядя на невзрачный голубовато-серый шарик с желтоватыми пятнами, въевшимися в колючки подобно болячкам. – Боится сквозняков, долго любоваться нельзя.

– Вы и Сайкина этим зельем кормили? – скривился Вирхов, для которого таинственная смесь, обнаруженная в котелке Сайкина обрела зримую реальность: помимо сельдерея и соли, там мог быть и кактус.

Суржиков разом поскучнел.

– Цветения он не дождался. А отросток у меня запросил. Как издателю откажешь? Опять-таки опыт полезный.

Вирхов хмыкнул.

– На потайную квартиру Сайкина хаживали?

Морской волк не стал запираться – личность таинственного старьевщика в морской форме была установлена. Довольный, что одной загадкой в деле меньше, Вирхов вернулся к столу, возле которого притихли, словно стараясь стать еще невзрачнее и незаметнее, суржиковские собутыльники.

– Кто такие? – следователь насупился. Вместо мужичков отозвался хозяин квартиры:

– Друзья мои давнишние, из отставных служащих, сами ко мне пожаловали. С уловом. Вода-то спадает, ваше превосходительство.

– Так эту бочку из воды выловили?

– Так точно, ваше превосходительство, у вас глаз опытный. Стихия, она и есть стихия. Сколько добра погибло! Нам такую бочку вина и в складчину не купить, а тут задаром досталась! Когда я плавал, мы иной раз и не такие бочонки вылавливали – вся команда гуляла напропалую.

– Вам и сейчас надобно всю команду созывать, – проворчал Вирхов. – Чего не открываете?

– Дак пока дотащили, пока отдышались, пока рассмотрели. Тут и вы нагрянули. Извините, зачем изволили пожаловать? – В голосе Суржикова слышалось явное нетерпение.

– На днях вас посещал доктор Коровкин, – сказал Вирхов строго, – и вы показывали ему фотографию. Где она?

– Здесь, здесь. – Суржиков с готовностью достал из комода снимок, на котором были изображены покойный Сайкин, его дочь, Суходел, Малаховская, Полянский, Суржиков.

– А кто снимал? Кто фотографировал? – спросил Вирхов, заранее предвкушая ответ.

– Фамилии не помню, – заторопился с ответом хозяин, – мужчина-красавец, фотографический аппарат дорогой, из-за границы, на шее висел у него в кожаном футляре. Сопровождал госпожу Малаховскую. – Суржиков явно пребывал в недоумении. – А почему вы спрашиваете?

– Вы же сами назвали Сайкина убитым, – ошарашил хозяина Тернов. – Так, может, он и есть убийца?

– Я как-то не подумал, – трехдневная щетина не могла скрыть внезапную бледность бывшего морского волка, – тысяча чертей на сундук мертвеца…

– И бочонок рому, – подхватил со значением Тернов. – Собирайтесь.

– Зачем? При чем здесь я? – отпрянул Суржиков. – Мне некогда, у меня друзья…

– Друзья подождут, – отрезал Вирхов. – Кроме того, они вдвоем с бочкой вина не справятся. Останется и вам.

– Ну уж нет, справятся, – запротестовал Суржиков. – Но если надо служить закону, я могу. Хотя у меня слабое сердце.

– А если у вас слабое сердце, – раздельно произнес Вирхов, – и доктор Коровкин это подтверждает, то придется бочку с вином у вас конфисковать. Во-первых, она не ваша. Может быть, ее будет разыскивать хозяин, тот же Астраханкин. У него винный погреб размыло. А во-вторых, вам пить вредно для здоровья.

– Что вы, ваше превосходительство! – взвыл бывший морской волк. – Сердце у меня уже не болит. И бочку вряд ли кто-то искать будет. Кому она нужна?

– Где это видано, чтобы бочками вина так запросто разбрасывались? – Вирхов принял решение. – Бочка арестована. Все присутствующие свободны. Господин Суржиков, поедете с нами

Гости бывшего капитана понуро покинули комнату, не решаясь вступать в пререкания со служителем закона.

– И велите околоточному зайти, он за дверью дожидается, – крикнул им вслед Вирхов.

Когда околоточный явился, следователь объяснил ему задачу – доставить бочку в здание Окружного суда. А сам вместе с Терновым и Суржиковым отправился к господину Холомкову, имевшему собственный дом у Измайловского проспекта, во 2-й роте.

Швейцар сообщил, что хозяин дома, принимает гостей. Представители закона и их невзрачный спутник освободились от пальто и калош и прошествовали в приемную, отделанную под мрамор. Дубовая с позолотой боковая дверь бесшумно открылась, и оттуда выскользнула горничная в туго накрахмаленном белом фартучке и в кружевной наколке на светлых приглаженных волосах. Не сразу, но Вирхов узнал в ней Манефу.

– Вот так встреча! – поразился Тернов. – Никак не ожидал! Наряд вам к лицу! И интерьер тоже. Вы даже похорошели!

– Не понял, – сказал Вирхов. – Что вы здесь делаете, голубушка?

– Служу, – нимало не тушуясь, ответила зардевшаяся Манефа. – Хозяин-то помер, работу я потеряла. Господин Рымша приказали, чтобы ноги моей в его доме не было. Куда ж бедной девушке деваться?

– А как вы оказались здесь? – допытывался Вирхов.

– Варвара Валентиновна помогли, – ответила Манефа. – Они, благодетельница, боялись, вдруг я матушке их проболтаюсь о подвигах покойного супруга…

Вирхов отшатнулся как от удара по лицу.

– Зачем же столько цинизма? Нельзя без злоязычия обойтись?

Манефа ухмыльнулась и отвела глаза.

– Доложи барину, что есть к нему срочное дело. – Вирхов вынул визитку из кармана и протянул горничной.

– Барин не один, у него гости, – упрямилась та.

– Не твоего ума дело, – побагровел Вирхов. – Докладывай.

– А про господина как докладывать? – Манефа уставилась на скукожившегося Суржикова.

– Поторопись, голубушка, – вконец рассердился Вирхов. – Уверен, не случайно ты здесь, милая. И Варвара Валентиновна ни при чем. Плачет по тебе каторга, плачет.

Манефа пожала плечами и отправилась докладывать.

Через минуту она пригласила Вирхова, Тернова и Суржикова проследовать в гостиную Ильи Михайловича Холомкова. Хозяин встретил их приветливо, широким жестом указал на стулья светлого ореха, с новенькой обивкой голубого бархата, – впрочем, и все в этой голубовато-серой гостиной было новенькое и дорогое. Стены ее, затянутые полосатым шелком, вместо привычных гравюр и картин были украшены плоскими застекленными ящиками с коллекциями мертвых жуков и бабочек и многочисленными любительскими фотографиями в дорогих рамках: портреты групповые и персональные. На диване, рядом со столиком, где стояли хрустальный графинчик с вином и бокалы с темным бордовым напитком, расположилась синьорина Чимбалиони. В вишневом бархатном платье она смотрелась в голубой гостиной на голубом диване чрезвычайно эффектно. Смущенный Тернов уставился на невозмутимую Шарлотту – цирковая дива картинно поднесла к алому ротику тоненькую, длинную пахитоску, собираясь вдохнуть в себя очередную порцию сладкого табачного дыма.