Чужая луна - Игорь Болгарин

Слащёв внезапно оживился.

— Родни полно. Лорды всякие, пэры. В Англии, — в очередной раз соврал он, наперед зная, в какое русло направлять теперь разговор. — Сообщили, что выслали мне немного валюты. На карманные расходы. Стерлинги. Как они здесь? Котируются?

— Они здесь, у турков, на первом месте. И много выслали?

— Не знаю. Ну, уж не меньше тысячи. Вот только никак не получу. Вторую неделю на почту наведываюсь.

— Да, почта у турок работает паршиво, — согласился Соболевский. — А ты что, совсем на мели?

— Да как тебе сказать…

— Как есть, так и говори. Не стесняйся. Много не дам, а лир пятьсот турецких могу одолжить. Получишь фунты, рассчитаемся, — и Соболевский вынул из кармана увесистый кошелек.

— Обязательно рассчитаюсь. В ближайшие же дни, — повеселел Слащёв, и для того, чтобы Соболевский окончательно поверил в его будущую кредитоспособность, спросил: — Ты хоть скажи мне, где тебя искать?

Соболевский назвал свой адрес. Жил он в фешенебельном районе Галаты, на улице Топ Хане.

— Спросишь русский дом. Любой покажет.

— Нижайший поклон Глафире Никифоровне, — вспомнил Слащёв истеричную подругу Соболевского.

И они расстались.

Уже по пути домой Слащёв начал сочинять письмо Собранию русских общественных деятелей. В этом Собрании его больше всего привлекло слово «русских». Если они истинные патриоты России, их не может не затронуть тот факт, что Врангель является виновником всех поражений последнего времени. И он им это докажет.

«Я, генерал Слащёв-Крымский, неоднократно указывал Врангелю на несоответствие его окружения, советы которого приведут Россию к гибели. Я уверен, что даже когда армия была загнана неприятелем в Крым, Россию еще можно было спасти. Мною была разработана операция по высадке десанта в Хорлах. Суть ее я мог бы изложить более подробно, если приведенные мною факты вас, русских общественных деятелей, могли бы заинтересовать…»

Но тут он остановил себя. Нет, начинать письмо надо как-то по-другому, так, чтобы оно сразу же заинтересовало этих незнакомых ему людей и вызвало желание сразу же его прочитать.

Вышагивая по пыльной грунтовой дороге к своей константинопольской окраине, он перебирал в памяти различные случаи военных неудач, которые он вменял в вину Врангелю.

«Господа! Я, генерал Слащёв-Крымский, хотел бы уберечь вас от дальнейших заблуждений по поводу полководческого таланта генерала Врангеля. Вы призываете поддерживать его в дальнейшей борьбе с большевиками. Но известен ли вам его подлинный облик?..».

Пожалуй, и это не так. Опять рассуждения. А нужно начинать с убийственных фактов. Может быть, лучше всего начать с разворованной армейской казны?

«Господа! Не поинтересуетесь ли вы, русские по крови, общественные деятели по положению, у Врангеля, куда исчезла русская армейская казна, переданная ему Деникиным при оставлении своего поста?»

Слащёв предполагал, что в основном эти общественные деятели были такие же бесприютные, как и он, и это может их заинтересовать. Возможно, они даже пригласят его для разговора, и тут вряд ли обойдется без очной ставки. Он ее не боялся и без душевного трепета выложит Врангелю все, что о нем знал и что о нем думал. Он больше не чувствовал никакого пиетета к Врангелю. Жгучая обида выжгла в Слащёве все то хорошее, что он некогда к нему испытывал.

Ах, если бы это случилось! Врангель с некоторых пор стал избегать встречи с ним, он боится той правды, которую носит в себе Слащёв. На этом собрании, глядя Врангелю в глаза, он бы сказал:

— Ваше превосходительство! Известно ли вам, что тысячи солдат и офицеров отказались на чужбине только потому, что поверили вам. Вы их обманули дважды, первый раз, когда трусливо бежали и увлекли их с собой, второй раз, когда многих из них уволили из армии. Здесь, на чужбине, они оказались без крова над головой и без гроша в кармане. И я один из них, до недавнего времени преданный вам генерал Слащёв-Крымский. Если вы так безжалостно и беспощадно расправляетесь с людьми, которые верили вам и вверили вам свои жизни, с кем же вы собираетесь вновь возвращаться в Россию?

Дома он спросил у Нины:

— У нас есть бумага?

— Какая нужна? Оберточная?

— Хорошая. Белая, мелованная. И чернила.

— Опять берешься за старое?

— Молчи!

— Вспомни, ни одно твое письмо не принесло ни тебе, ни нам пользы. Одни неприятности.

Слащёв ожег Нину холодным взглядом:

— Я же попросил тебя: замолчи!

— Замолчала, — Нина знала, когда на супруга «наезжают бесики», с ним лучше не вступать в пререкания. — Я сейчас спрошу бумагу у Мустафы.

— Не надо, я сам.

Мустафу он увидел в глубине двора, в беседке, густо затянутой виноградной лозой. Отсюда через калитку можно было спуститься к берегу Золотого Рога. Это было излюбленное место Мустафы. Ежедневно он покупал утреннюю газету и, просиживая на скамейке в беседке, читал и перечитывал ее едва ли не до самого обеда. Одновременно он наблюдал за тем, что происходит в заливе.

Залив до некоторой степени был отражением тех событий, о которых сообщалось в газете. Сюда приходили чужеземные корабли, принося с собой запах чая, корицы, имбиря, и покидали залив турецкие, увозя с собой запахи дорогих турецких табаков. Часто в заливе бросали якоря военные корабли, которые ничем не пахли, потому что ни динамит, ни порох, ни снаряды и патроны не имеют запаха. Иногда из них выгружались иностранные воинские отряды, даже целые соединения, и бесследно исчезали на огромных турецких просторах.

Мустафа почти всегда находил в газете ответы на многие вопросы из тех, что возникали у него при каждодневном наблюдении за происходящим в заливе.

Слащёв нарушил уединение Мустафы.

— Скажи, добрый человек, не найдется ли у тебя немного хорошей бумаги, а также чернила и ручка?

— Генерал хочет писать мемуары?

— Что-то вроде этого, — улыбнулся Слащёв.

— Не рано ли? Обычно генералы начинают писать мемуары в старости. И знаете почему? Чтобы оправдать все свои военные ошибки и поражения. Успешные генералы преувеличивают свои успехи, побежденные преуменьшают свои потери.

— У меня не было ошибок.

— Не было ошибок только у того генерала, у которого не погиб ни один солдат.

— Ты не прав, Мустафа. На войне всегда кого-то убивают. И потом, на войне не всегда все зависит от генерала.

— Всегда и все! — не согласился Мустафа.

— Откуда тебе это знать?

— Я воевал в пятнадцатом за Дарданеллы.

— Насколько я знаю, с вашей стороны там тоже погибло очень много солдат. Разве в этом виноваты только ваши генералы?

— Конечно.