Четвертый Кеннеди - Марио Пьюзо

Кроме того, они играли в теннис, плавали в бассейне, развлекались игрой в трик-трак и в бридж и допоздна разговаривали о добродетели и подлости, о женщинах и любви, о женитьбах и приключениях. Это были самые ответственные люди в американском обществе. Они пытались разрешить две задачи: стать лучше, возрождая собственную юность, и объединиться для создания лучшего общества, как они его представляли.

После совместно проведенной недели они возвращались к обычной жизни, окрыленные новыми надеждами, охваченные желанием помочь человечеству и в то же время отчетливо представляя себе, что вся эта деятельность должна быть связана с сохранением общества, а также с укреплением их личных отношений, которые могут помочь делать бизнес.

На этот раз такая неделя началась в понедельник, после Пасхального воскресенья. Из-за кризиса, вызванного убийством Папы и угоном самолета, в котором находилась дочь президента и ее убийства, съехалось только двадцать человек.

Самым старым среди них был Джордж Гринвелл. В свои восемьдесят лет он еще мог играть в парный теннис, но из вежливости не навязывался молодым людям, которые в таком случае вынуждены были бы играть в «щадящий» теннис. Однако в трик-трак он играл по-прежнему, как тигр.

Гринвелл считал, что национальный кризис его не касается, пока он какой-то стороной не затронет пшеницы. Ведь его компания непосредственно владела и контролировала большую часть пшеницы в Америке. Его звездный час пробил тридцать лет назад, когда США наложили эмбарго на вывоз пшеницы в Россию, что являлось политическим трюком с целью ослабить Россию в ходе холодной войны.

Джордж Гринвелл был патриотом, но не дураком. Он знал, что Россия не может поддаться такому давлению, что придуманное Вашингтоном эмбарго разорит американских фермеров. Поэтому он наплевал на президента Соединенных Штатов и начал вывозить запрещенную пшеницу через посредничество иностранных фирм, которые переправляли ее в Россию. Этим он вызвал гнев американских правительственных кругов. В конгресс были внесены законопроекты, ставившие целью уменьшить власть компании, находящейся в руках одной семьи, превратить ее в открытую акционерную компанию и поставить под контроль. Однако, деньги Гринвелла, розданные конгрессменам и сенаторам, прекратили эту глупую затею.

Гринвелл любил Сократов сельский клуб за его роскошь, которая, однако, не была настолько чрезмерной, чтобы вызывать зависть у менее удачливых. И за то, что средства массовой информации не знали о его существовании, потому что члены клуба владели большинством телевизионных компаний, газет и журналов. Кроме того, здесь он чувствовал себя молодым, способным участвовать в общественной жизни молодых людей, равных ему по степени власти.

Во время того эмбарго он получил сверхприбыль, покупая пшеницу и кукурузу у американских фермеров и продавая их значительно дороже отчаявшейся России. Однако, он дал понять, что эти сверхприбыли употребит во благо народу Соединенных Штатов. То, что он проделал, было для него делом принципа, который заключался в том, что он умнее правительственных чиновников. Сверхприбыли, исчислявшиеся сотнями миллионов долларов, были вложены в музеи, образовательные фонды, культурные программы по телевидению, особенно музыкальные, – музыка была страстью Гринвелла.

Гринвелл гордился своей образованностью, базирующейся на том, что он учился в лучших школах, где говорили, как должен вести себя в обществе воспитанный богатый человек и как он должен привлекать к себе сердца своих сограждан. Прямота в бизнесе была для него проявлением искусства, цифры в миллионы тонн пшеницы звучали в его уме так же чисто и прекрасно, как камерная музыка.

Одним из проявлений его постыдных вспышек ярости стал случай, когда молодой профессор музыки университетской кафедры, учрежденной его фондом, опубликовал статью, в которой ставил джаз и рок-н-ролл выше Брамса и Шуберта и провозглашал похороны классической музыки. Джордж Гринвелл поклялся, что профессор будет убран с кафедры, но его врожденная вежливость возобладала. А молодой профессор вслед за тем напечатал другую статью, в которой была такая фраза: «Кому нужен этот дерьмовый Бетховен?», что переполнило чашу терпения. Молодой профессор так никогда и не узнал, что же случилось, но спустя год он давал частные уроки фортепиано в Сан-Франциско.

Сократов сельский клуб обладал тщательно разработанной системой связи. В то утро, когда президент Фрэнсис Ксавье Кеннеди объявил на секретной встрече со своими советниками об ультиматуме, который он предъявит султану Шерабена, все двадцать человек, съехавшихся в Сократов сельский клуб, уже через час знали об этом. Но только Гринвелл был уверен, что информацию передал Оливер Оллифант, Оракул.

В основу принципа клуба было заложено, что эти ежегодные встречи великих бизнесменов ни в коей мере не должны использоваться для составления планов или заговоров, их цель заключалась в обсуждении общего характера задач, обмене информацией, устранении неясностей относительно обычных процессов в этом сложном обществе. Руководствуясь этим принципом, Джордж Гринвелл во вторник пригласил трех великих мужей на ленч в один из павильонов неподалеку от теннисного корта.

Самому молодому из них, Лоуренсу Салентайну, принадлежали основная телевизионная сеть, несколько компаний кабельного телевидения, газеты в трех главных городах, пять журналов и одна из крупнейших киностудий. Через дочерние фирмы он владел самым крупным книжным издательством, кроме того, ему принадлежали двенадцать местных телевизионных станций в главных городах. И это только в США. Он был мощно представлен в средствах массовой информации и других стран. Салентайн был стройным красивым мужчиной с пышной серебряной шевелюрой – короной завитков в стиле римских императоров, теперь ставшей модой среди интеллектуалов, людей искусства и в Голливуде. Он производил сильное впечатление своей внешностью и умом и был одним из самых влиятельных людей в американской политике. Не существовало такого конгрессмена, сенатора или члена правительства, который не откликнулся бы на его звонок. Однако ему не удалось установить дружеские отношения с президентом Кеннеди, который, похоже, воспринимал как личную обиду враждебное отношение средств массовой информации к новым социальным программам, разработанным его администрацией.

Вторым человеком за этим ленчем был Луис Инч, которому принадлежало больше недвижимой собственности в крупнейших городах Америки, чем какой-либо другой компании или частному лицу. Будучи очень молодым – ему исполнилось только сорок – он понял выгодность высотных зданий. Покупая в большом количестве дома, он затем строил на их месте грандиозные небоскребы, что в десять раз увеличивало стоимость зданий. Он изменил освещение городов, создав бесконечные темные ущелья между коммерческими зданиями, оказавшимися настолько необходимыми, как никто и не предполагал. Он так взвинтил арендную плату за квартиры и дома в Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анджелесе для семей со средним достатком, что только богатые или очень хорошо зарабатывающие люди могли жить с удобствами в этих городах. Он задабривал и подкупал муниципальных чиновников, чтобы они снизили взимаемый с него налог и ослабили контроль за арендной платой до такой степени, что он поверил в близость того дня, когда получаемая им арендная плата за квадратный фут земли сравняется с ценами в Токио.