Два мига для тебя - Кэтрин Полански

– Тонко подмечено, – вздохнул Вине.

– Не издевайся, милый, это не в твоих интересах... – Марго перевела взгляд на Иэна. – Ты мне друг, как бы странно это ни звучало в моих устах... Чем я могу помочь?

– Ты говорила, у тебя есть собственные соображения – изложи.

– О! Я отследила, откуда берут начало слухи. Во всяком случае, семеро назвали мне именно это имя, а не какое-нибудь другое, и не нашептали, что слышали все от самой королевы... Джон Аскотт.

– Скотина. Я так и знал, – прошипел Винсент.

– Кто бы сомневался, – вставил Эван. – Господа, предложение у меня всего одно: отправиться с покаянием сами знаете куда. Там головы умные, там все решат.

– Или предоставят решать нам. И мы вернемся туда, откуда начали. – Винсент вздохнул и встал. – Но совет дельный, граф. Нужно срочно ехать. Иэн, ты как?

– Иного выхода у нас все равно нет. – Он тяжело поднялся. Дарина попыталась удержать его за руку, но Иэн, мягко сжав ее ладонь, отстранился. – Я прикажу подать карету и возьму кое-какие бумаги.

– Будьте любезны, – сдержанно сказал Эван. Иэн вышел.

Дарина переглянулась с Марго, та ответила ей неожиданно понимающим взглядом. Кажется, их оставляли за бортом.

– Можно нам составить вам компанию? – невинно поинтересовалась Дарина у Винсента. Тот нахмурил брови, покусал губы и наконец выдал:

– Нет.

– Почему? Разве нас не нужно привести к официальной присяге?

– Нужно или нет, решит наше начальство. – Эван смотрел в потолок нарочито скучающим взглядом. – Пока же вам надлежит ждать здесь.

– И не подумаю! – фыркнула Марго. – Власть мужчин! Пусть начальство и решает, нужно ли нам ехать с вами или нет.

– В данном случае начальство – я, – ровно сказал Эван. – Вы остаетесь.

– Ну и... – Марго надула губы и демонстративно уставилась в окно.

Эван встал и поманил Дарину за собой. Они вышли в ярко освещенный солнцем холодный вестибюль и остановились у зеркала в изукрашенной завитушками оправе; Дарина мельком увидела свое бледное, осунувшееся лицо и повернулась к зеркалу спиной.

Эван сцепил руки за спиной и, глядя в сторону, спросил:

– Тебе хорошо здесь? Дарина долго молчала.

– Что ты имеешь в виду, Эван? Если любовь Иэна ко мне – да. В этом смысле мне хорошо. В остальном... – Она беспомощно повела рукой. – Ты сам понимаешь.

– Тебе, должно быть, очень тяжело.

– Да.

– Я могу тебе чем-то помочь?

Она не ответила, отвернувшись к зеркалу. В нем отражался громадный вестибюль – и она, Дарина, такая маленькая на фоне мраморного великолепия. Ей показалось, что ее фигурка в зеркале покрывается инеем... Она не любила зеркала.

– Если тебе понадобится еще помощь любого рода, можешь сразу обращаться ко мне.

– Спасибо, Эван.

Кажется, говорить было больше не о чем, и все же... Дарина осторожно коснулась руки бывшего мужа:

– Эван, объясни мне... Почему я не знала!

– Я догадывался, что ты задашь этот вопрос. Видишь ли, Дарин... эта служба не из тех, о которых принято болтать.

– Ты считаешь, сказать мне – это разболтать?

– Я этого не говорил. В любом случае, начальство запрещало мне...

– Теперь ты будешь отговариваться повелением свыше, – горько сказала она.

– Дарин, – мягко произнес Эван, – Иэн тоже не сказал тебе ни слова. Либо ты прощаешь и его, и меня, либо ты не прощаешь нас обоих. Мне кажется, второе – изначально бессмысленно.

Он был прав, как всегда. Разговор этот был совершенно ни к чему, и зачем она задала этот вопрос, Дарина не знала сама.

– Извини.

– Ничего. – Эван хотел добавить что-то, но в вестибюле появились Иэн и Винсент, оба уже при плащах и шляпах; Иэн поигрывал изящной черной тростью. Подойдя к Дарине, он поцеловал ее.

– Мы постараемся вернуться поскорее, – его голос был обманчиво-мягким. Дарина вздохнула.

– Не спешите. Разберитесь во всем до конца.

– Мы постараемся. – Он погладил ее по щеке.

Эван отвернулся.

Наконец они уехали; прогрохотали колеса экипажа во дворе – и в вестибюле воцарилась тишина. Огромный, почти пустой дом давил на Дарину. Хотелось спрятаться в нишу, задернуть занавеси и застыть в маленьком кресле с подушками, которые вышивала, может быть, прапрабабушка Иэна неизвестно сколько лет назад... Одиночество было мерзлым, как вода в пруду поздней осенью.

И тут Дарина вспомнила, что Маргарет не выходила из столовой.

Марго опять курила, перебравшись в кресло у окна. Заметив вошедшую Дарину, она неожиданно тепло улыбнулась ей:

– Похоже, нас с вами все бросили, дорогая.

– Может быть, они правы. – Дарина устало опустилась на стул, сложила на столе руки и положила голову на них. – Подумайте сами, чем мы можем помочь в данной ситуации?

Маргарет возмущенно фыркнула.

– Вот из-за таких, как вы, дорогая, мы бесправны. Надо уметь сражаться за себя. Неужели этот несправедливый мир должен принадлежать одним мужчинам?

Дарина не ответила; она не чувствовала в себе желания вести сейчас спор. Подумать только, еще утро, а она уже совершенно выдохлась; что же будет, когда Иэн умрет? Тогда придется в десять раз тяжелее.

– Кажется, я не ко времени завела этот разговор, – сочувственно сказала Марго. – Вам и без меня проблем хватает. Мне уехать?

Дарина представила, что останется сейчас одна. Ждать, только ждать, ничего она больше не может.

– Нет, – с усилием выговорила она. – Останьтесь, леди Маргарет, прошу вас.

– Просто Марго. – Она огляделась и потушила сигарету в цветочном горшке. У Дарины не было сил ее упрекнуть. – А я буду звать вас Дарин, вы не против?

– Нет.

– Вот и хорошо. Когда люди называют друг друга по имени, это облегчает взаимопонимание. – Она встала, прошлась по комнате и наконец уселась за стол напротив Дарины. – Расскажите-ка мне про Иэна и его болезнь, милая. Все в подробностях.

Дарина молчала. Опустошение, внезапно овладевшее ею, было таким всепоглощающим, что ей не хотелось размыкать губ. С трудом пересилив себя, она подняла голову и начала говорить. По мере того как рассказ подходил к завершению, Дарина чувствовала, как силы возвращаются к ней.

Марго слушала, не перебивая. Когда Дарина, выдохшись, замолчала, леди Уолридж заметила:

– Итак, вы пожертвовали всем, прежде всего своей репутацией, ради того, чтобы Иэн смог насладиться покоем в последние дни? Нечего сказать, благородный поступок. – Никакой издевки в ее голосе не было. – Однако что вы будете делать потом?