Тициан - Александр Махов

По поводу этих колонн высказывались различные суждения. По мнению одних искусствоведов, это колонны от райских врат; другие считали, что колонны символизируют разрушенный храм Соломона. Несомненно, что при написании картины Тициан не раз обращался за разъяснениями к знающему теологу. Разгадка была найдена, когда алтарный образ был освящен в честь католического догмата Непорочного зачатия, о чем будет сказано ниже.

В своем «Дневнике» Санудо дал подробное описание картины, благодаря чему можно без труда определить, кто на ней изображен. Слева на коленях стоит глава рода епископ Якопо Пезаро с тонзурой на голове. Стоящие у него за спиной два пленных турка в белых тюрбанах служат напоминанием об одержанной епископом-флотоводцем в начале века победе над османским флотом. Чуть выше изображен, по всей видимости, святой Георгий в сверкающих латах. Обернувшись к пленникам, как бы приказывая им стоять смирно, святой воин высоко держит фамильный штандарт Пезаро красного цвета с папским гербом. От порыва ветра конец полотнища склоняется на левое плечо воина.

Так как церковь Фрари принадлежит францисканскому ордену, справа рядом с Богоматерью помещены святой Франциск, указывающий на сгрудившихся внизу членов семьи заказчика, и погруженный в молитву святой Антоний. Внизу первым по старшинству склонил колена Франческо Пезаро, ярко выделяясь своим пунцовым плащом из дорогой парчи, а из-за его спины с любопытством поглядывает на зрителя десятилетний племянник Никколо, которому скучновато в компании взрослых и хочется на волю к своим сверстникам. Два других брата епископа даны в одеяниях темных тонов, а последним стоит юный племянник Лунардо.

Немало времени ушло на подготовку и доставку огромной картины почти пятиметровой высоты на другой берег Большого канала к месту назначения. Согласно достигнутой договоренности между приором церкви Фрари и заказчиком Якопо Пезаро торжественное освящение алтаря состоялось утром 8 декабря 1526 года при большом стечении прихожан в день католического праздника Непорочного зачатия. Вот тогда-то и выяснилось происхождение двух мощных колонн на картине. Во время Божественной литургии под готическими сводами явственно прозвучали слова в исполнении хора мальчиков, которые и прояснили происхождение колонн: et tronus теит in columna nubis — «И трон мой средь заоблачных колонн».

Огромная картина поражает удивительно радостным жизнеутверждающим звучанием, но лишена бурного вызова, свойственного «Ассунте» с ее немного жесткой силуэтностью отдельных красочных плоскостей. Колорит «Мадонны Пезаро» отличается простыми, чистыми тонами, предельно четким ритмом и завораживающей светотеневой градацией. Построение ее композиции с введением группы заказчиков в действие картины, помещение фигуры Богоматери с младенцем как главного смыслового центра сбоку на возвышении — все это приближает самого зрителя к изображению на картине, делая его прямым участником происходящего.

Более того, действие разворачивается на земле, и лишь две колонны уходят в заоблачную высь, а потому все на картине узнаваемо и близко. Сам алтарный образ производит впечатление прорубленного в глухой стене окна, за которым находится реальный мир, а создаваемая им праздничная атмосфера звучит гимном Венеции. Отныне церковь Фрари становится хранительницей двух непохожих и различных по композиции и цветовому решению творений Тициана, ставших гордостью венецианской школы живописи.

На сей раз рождественские праздники прошли весело в кругу семьи на Ка' Трон и, как водится, с обменом подарками. У ювелира на мосту Риальто Тициан приглядел для Чечилии изумрудное ожерелье и нитку чистого жемчуга, представляя, как она будет выглядеть с этими украшениями на задуманной картине для Федерико Гонзага. Известно, что молодой Гонзага дружен с Карлом V и часто устраивает для него в Италии охоту на дичь и кабанов. По случаю наступившего нового года Федерико Гонзага получил от монарха титул герцога империи, что еще более возвысило сына над его властной матерью-маркизой.

Вероятно, Тициан уже понял, что из Феррары вряд ли поступят новые заказы после того, как там был окончательно оформлен «алебастровый кабинет», хотя еще пару картин он уже подготовил к отправке. Как сообщил посол Тебальди, его герцог по уши увяз в делах по переустройству и убранству своего дворца. Но странное поведение Альфонсо д'Эсте при расчете за проделанную работу не устраивало больше Тициана. Поэтому он все внимательнее приглядывался к его молодому племяннику в надежде через него проникнуть в тот недоступный пока мир, где еще царствует тень Рафаэля, не говоря уж о безраздельном господстве недосягаемого Микеланджело. Подняться на этот Олимп — вот его главная задача на ближайшее время, чего бы это ему ни стоило.

Триумвират

Тициана отвлекли от дел вести из Рима, где в мае 1527 года произошли трагические события, вошедшие в историю под названием «разграбление Рима» (буквально «римский мешок» — sacco di Roma). Накануне между французским королем Франциском I и германским императором Карлом V, этими заклятыми врагами, было достигнуто временное перемирие, пока осторожный папа Климент VII вел двойную игру. Видя, как сгущаются грозовые тучи на политическом небосклоне, Венеция предпочла остаться в стороне, придерживаясь политики невмешательства. Новому главнокомандующему армией Франческо Мария делла Ровере было дано указание ни во что не встревать и неусыпно следить за любыми перемещениями иностранных войск по итальянским землям.

Не получая в течение многих месяцев довольствие, изголодавшиеся немецкие ландскнехты и испанские наемники с нескрываемой злобой и завистью смотрели на папский Рим с его несметными богатствами. Имперская казна истощилась из-за нескончаемых войн, которые вел Карл V, стремясь расширить свои владения. Тогда, чтобы расплатиться с войском, было решено отдать Вечный город на разграбление солдатне. Как свидетельствуют очевидцы, в предвкушении богатой добычи в Рим вошли отряды голодных наемников под командованием вояки-герцога Карла Бурбонского. Тут же начались массовые бесчинства, резня и грабежи. Малочисленное подразделение швейцарских гвардейцев было смято и обезоружено. Немецкие ландскнехты, в основном лютеране, ворвались в собор Святого Петра, где ими были зверски убиты свыше пятисот укрывшихся там прихожан. Затем головорезы штурмом взяли Ватиканский дворец. Воинствующие фанатики нацарапали кинжалами имя Лютера на стенах, расписанных фресками Рафаэля, круша и корежа на своем пути все, что попадало под руки. Насмерть перепуганный папа Климент VII вынужден был со свитой спасаться бегством и укрыться в замке Сант'Анджело. Когда из аркебуза был убит предводитель погромщиков, бесчинства приняли еще более ожесточенный характер. Позднее хвастливый Бенвенуто Челлини приписал убийство Карла Бурбонского себе.

Испанских наемников меньше всего занимали религиозные вопросы — их целью был только грабеж. Чтобы поживиться богатой добычей, они врывались в дома римских патрициев, оставляя после себя кровавый след. При дележе добычи часто происходили стычки между немецкими и испанскими солдатами, которые заканчивались поножовщиной. Город пылал в огне пожаров, на улицах валялись трупы убитых, которые некому было убирать. Нависла угроза смертоносной эпидемии чумы. В ходе невиданной по жестокости резни погибло свыше 15 тысяч римлян. Повсюду были лужи крови вперемешку с потоками вина из разграбленных винных погребов. К вечеру багровые лучи заката еще более усугубляли это кровавое зрелище, придавая ему апокалиптическую окраску. Нечто подобное Вечный город уже испытывал в далекие времена нашествия варваров-язычников. Нынешние варвары, уже христиане, оказались не менее кровожадны, и это особенно удручало.