На руинах пирамид - Екатерина Николаевна Островская

— Надо и в самом деле помягче с ней.

Францев с Кудеяровым прошли через двор, девушка открыла им дверь. Вошли внутрь, участковый начал снимать ботинки, но Елизавета махнула рукой:

— Так проходите. Здесь и без того не очень чисто.

Сказала и шагнула в сторону, стараясь не попадать на освещенные солнечным светом участки комнаты, потому что на ее лице не было косметики. Николай, заметив ее смущение, не смотрел на нее, а оглядывал помещение.

— Мы ненадолго, — предупредил он, — дело в том, что мы вчера нож здесь оставили. На барной стойке должен лежать.

— Нож? — удивилась девушка. — Может быть, и лежит, но я его не видела. Вы проходите и посмотрите. Но на стойке ничего нет.

На барной стойке ничего не было. Ни ножа, ни ножен, вообще ничего. Францев оглядел комнату. Павел остался у входа, ничего не высматривал, только спросил:

— Кто-нибудь еще заходил вчера?

— Сосед зашел сразу после того, как участковый с писателем ушли.

— Какой сосед? — осторожно поинтересовался Николай.

— Юрий Юрьевич. Но он ненадолго заскочил. Спросил, есть ли у меня соль. У него в солонке закончилась, и в пачке оставалось немного. Юрий Юрьевич решил досыпать, но пачка разорвалась, и вся соль просыпалась. Не с пола же ее собирать. А он салат какой-то собирался делать и вообще. Я сходила на кухню и принесла. Он поблагодарил и сразу ушел.

Францев достал из кармана мобильный аппарат и набрал номер Диденко. И почти сразу женским голосом ему ответил робот-оператор: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

— А кто-то еще заходил? — продолжил опрос Кудеяров.

— Нет, больше никого не было. Да мне и не до гостей, — ответила Лиза. — И я никуда не ходила, если вас и это интересует. Вчера, как только Юрий Юрьевич ушел, я почти сразу спать легла. Минут через десять после его ухода.

— Во сколько это было?

— Я на часы не смотрела. Около десяти.

— О чем он разговаривал с вами?

— Ни о чем, только попросил соль. А еще хотел узнать, что надо было участковому в моем доме в столь поздний час и как идет расследование убийства Эдика. Больше ни о чем не говорили.

— Ну, если нет ножа, то мы пошли, — сказал Францев.

— Если отыщется, то я позвоню, — пообещала Елизавета, — как он хоть выглядел?

— Обычный финский нож, то есть не обычный, а изготовленный по образцу финки НКВД. Рукоять из карельской березы.

— По-вашему, я знаю, как выглядят обычные финские ножи и как финки НКВД? — удивилась девушка.

— Нет, конечно, — согласился Николай, — финка, кстати, в ножнах была.

— Складно отвечала, — произнес Кудеяров, когда они сели в «Ниву».

— А как она должна была говорить?

— У меня только одно замечание. Лиза весьма приблизительно назвала время, когда она легла в постель, но когда человек ложится спать, он всегда смотрит на часы. В каждом человеке выработан подобный условный рефлекс: посмотреть на часы, чтобы проверить — не пора ли обедать, не опаздываю ли на работу, не пора ли в постель… Но если Романова и в самом деле отправилась спать в районе десяти, то вполне вероятно, что она непричастна к убийству. А вы с писателем во сколько ушли от нее? В районе половины десятого вечера?

— Может быть, — согласился Николай, — мы на часы не смотрели. Без десяти, без пятнадцати, без двадцати минут — разницы никакой. Синица в любом случае к этому времени был еще жив, потому что нож лежал на барной стойке.

— Если это тот самый нож, а не очень похожий, — возразил Кудеяров, — но я думаю, что один и тот же. Ты видел и писательский, и тот, что вонзили в Синицу.

— Абсолютно идентичны. Сделанный на одном станке — это точно. А поскольку производство этих финок — штучное, вероятность того, что Синицу закололи писательской финкой — чрезвычайно высока, тем более что Карсавин не знает, где его собственный нож. В любом случае ясно одно: Лиза Романова — не убийца, это понятно хотя бы по тому, что она женщина… — произнеся это, Францев замер, вспомнив о Наташе Диденко. И продолжил: — Зато теперь у нас есть подозреваемый. Юрий Юрьевич зашел к соседке, увидев меня в окно… Придумал какую-то ерунду про соль… Потом он заметил приметный финский нож, и в голове родилась мысль убить кого-нибудь этим ножом. Схватил ножны и ушел. Выехал на трассу, остановился и тормознул проезжающий мимо «Бентли». Синица остановился, а потом уж дело техники… Как-то так мне все это представляется.

Николай посмотрел на друга, проверяя его реакцию, но Павел покачал головой:

— У меня сразу возражения. Во-первых, Синица никогда не остановился бы. Он всегда с охранником ездил, а на этот раз почему-то был один, а значит, тем более не притормозил бы. С Диденко он знаком не был. Среди ночи тебя вызвали к брошенной машине, в которой, по всей вероятности, был труп. Мы подъехали и увидели там Диденко. Что он делал возле машины через шесть часов после совершения преступления? Зачем ему возвращаться, если он убийца? Это второе возражение.

— Потому он и вернулся, — уверенно ответил Францев, — убийц всегда тянет на место преступления. Я прежде думал, что это так, болтовня одна. Но теперь-то по опыту знаю, что это действительно так. Они приходят посмотреть, что там происходит. Вот и Диденко решил проверить, а вдруг Синица еще жив… Или узнать, известно ли полиции, что находится в машине. И потом, когда он увидел труп, ему даже заплохело, если ты помнишь.

— Что? — удивился Павел. — Увидел мертвеца и голова у него закружилась? Ты же сам знаешь, что Юрий Юрьевич по молодости лет вкалывал в морге, зарабатывал капитал на аренду своего первого бокса, в котором потом промышлял ремонтом автомобильной электрики и установкой сигнализаций. Мертвых он не боится и отвращения к ним не испытывает.

— А ты можешь позвонить и узнать, почему Синица был без охраны? Ведь он очень заботился о своей безопасности.

Кудеяров достал свой мобильный и набрал номер. Услышав гудки, сбросил вызов.

— Занято. Сейчас я эсэмэску отправлю. Скажу, что жду ответа немедленно.

Павел смотрел в окно на пролетающие мимо деревья, на освободившиеся от снега крыши дачных домиков, на пятиэтажки городка, в котором он когда-то начинал свою службу.

Они ехали в участковый пункт, чтобы там обсудить все вопросы. Светило солнце, оттаявшая накануне дорога была уже суха, и шипованная резина колес весело постукивала по асфальту. Потом он первым вышел из машины, принял звонок, выслушал сказанное