Манечка, или Не спешите похудеть - Ариадна Борисова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бомж давно научился не видеть людей, а Маняша не замечала обращенных на них взглядов потому, что ее внимание отвлекали смутные, бегучие мысли. Она думала о невероятном переломе обыденности. Темный водоворот утягивал ее безудержную душу, скорее всего к печали и разочарованию, но никакого страха перед будущим Маняша не испытывала. Если бы кто-то вдруг предложил ей выкинуть из жизни эти два неправильных, неправедных дня, она бы отказалась сразу.
Размышляя о том, что, возможно, всю жизнь прожила в ожидании этих дней и дальше будет жить воспоминаниями о них, она увидела давешних стариков. Пьяные и довольные, они копались под фонарем в мусорном баке у привокзальной кафешки… Маняша на всякий случай загородила бомжа собой. Только не хватало, чтобы он передумал на самом пороге невысказанных слов и утопал к бродягам.
Бомж снял досочные кресты с изъеденных временем шелушащихся ставен и открыл окна дома. Маняша обрадовалась: значит, останется не на одну ночь. Может, они, как тайно ею задумывалось, проживут здесь вместе долго? Целых полторы недели до приезда тети Киры. Полторы недели. Длинные, как человеческий век.
Щепая перед печкой лучину, бомж решил: двух дней благодарности хватит с лихвой. Но дальше — аут, милая. Ему бы следовало обойтись с Маняшей по-другому. По-бомжовски. Бомж сделал свое дело, бомж волен уходить. Держаться от нее подальше… Зачем остался вчера под занавес? Смутила ее нежданная девственность, обязала провести с нею ночь. Ночью явилось прошлое, витальевское, разбудило вялую кровь. Дал слабину, чем вызвал Маняшу, вообразившую невесть что, на востребование долга…
Не поздно. Он уйдет незаметно. Завтра… Ладно, послезавтра утром. Она поймет, должна понять. А нет — так не его вина. Не им задумано, что жизнь состоит из встреч и расставаний, в том числе прощаний навсегда.
…Виталий лежал, закинув руки за голову, и рассматривал игру лунного света на потолке. В ячеях, брошенных рябиной из палисадника, словно в неводе, путалась и трепетала сказочная рыба-люстра. Издали в окне мигал огоньками город, сливался с небом на горизонте в полосу мерцающих звезд.
«А в небе горит, горит, горит звезда рыбака», — Виталий пропел в уме строчку из любимой старой песни. Тяжкая горечь поднялась из закоснелой памяти и снова начала жечь сердце на медленном огне.
…Варя не хотела иметь детей. А он хотел. Мечтал, как дома его радостным двойным криком будут встречать с полевых жена и маленький сын. Или дочь, пусть родится дочь, тоже хорошо. Виталий привозил бы ребенку красивые камешки и коренья, похожие на фантастических зверей. Потом они вместе придумывали бы о них замечательные сказки. Он говорил об этом жене. Она не желала слушать, сердилась, закрывала перед ним дверь своей комнаты. Да, у них были отдельные комнаты и отдельные кровати. Варя сразу поставила такое условие. Любила спать одна. Виталий думал, что, покуда он, как вор, крадется к жене по ночам, чтобы получить от нее законную порцию любви, детей у них и не будет.
Варя невзлюбила его частые отлучки. Никому, понятно, не нравится разлука, однако каждый раз после сообщения об очередном отъезде она затевала скандал, и Виталий отбывал с тяжелой душой. Скучая, возвращался тем не менее с предвкушением радостной встречи, рассказов, постели, согретой Вариным красивым телом…
Вернувшись однажды, Виталий застал опустошенную квартиру. На крючке вешалки в прихожей одиноко висел его парадный костюм, внизу стоял чемодан с рубашками и нижним бельем — и это было все. Почти все, кроме незначительных мелочей. Жена увезла даже его коллекцию кимберлитов, кропотливо собираемую в течение многих лет.
Не понимая, в чем дело, не желая ничего понимать, Виталий позвонил ее матери.
— Вари у меня нет, — холодно ответила теща.
— Где она?
— Не знаю. Но искать не советую.
Виталий все еще не мог врубиться. Теща вслушалась в недоуменное молчание на другом конце трубки и не выдержала, сказала язвительно:
— И с разводом препятствовать не рекомендую. У Вари другой мужчина. Более обеспеченный. Не геолог.
Он не успел крикнуть, какая она сука. Такая же, как дочь. Теща поспешила бросить трубку.
Виталий ничего не стал сообщать своей матери. Мать жила в другом городе и редко вспоминала о старшем сыне. Полагала, что сделала для него все возможное, пусть существует своим умом, взрослый мужчина, не мальчик. Внуков она не ждала. Мать была занята проблемами новой семьи и усиленно омолаживалась в косметических салонах, делала подтяжки на лице и теле. Хотела соответствовать нестарому второму мужу и юным детям от этого брака. Виталий не обижался, он никогда не был с ней близок. Но и отец, также обремененный другой семьей, давненько исчез из поля зрения.
После развода родителей Виталий воспитывался в деревне у деда с бабушкой. «Деда-баба», не разделяя, называл он их. «Сметанником» называли его соседи, тоже старики. Деда-баба любили внука, тогда единственного, без памяти. Вырастили Виталия, успели выучить…
Полторы недели Виталий пил без просыху, хотя не так уж, как оказалось позже, Варвара была ему дорога. Просто заели обида и одиночество. От того запоя его спас Егор, сокурсник и друг с детских лет. Родом Егор был из дедушкиной деревни. Летом он отобрал пробы сульфидных руд в истоках реки одного из дальних северных районов и теперь счастливым голосом сообщил по телефону, что пробы подтвердились. В них нашли кристаллы касситерита — минерала, содержащего в своем составе олово.
— Поздравляю, — мрачно сказал Виталий.
— Э-э, что с тобой? — удивился Егор, уловив его настроение. — Не рад, что ли?
— Почему же не рад — рад, — Виталий невольно изобразил на лице улыбку, словно друг мог его видеть. — Просто, понимаешь… Варька от меня ушла. Все.
— Чего — все?
— Все — все. Ладно, пока.
Через час Егор заявился собственной персоной. Ввалился в дверь большой, веселый, шумный, и в доме сразу будто посветлело. Оглядывая голые стены, присвистнул:
— Д-а-а… Здорово Варюха тебя обчистила…
Они разговаривали всю ночь. Пили, само собой. Егор привез литровую бутылку «Столичной» и закуску к ней.
— Я, Виталька, всегда знал, что нам, геологам, к женщинам привязываться ни к чему, потому и не женился. До времени, — гуторил он беззаботно, по-походному кусищами кромсая хлеб и колбасу.
Виталия задела его бестактность:
— Ну да, никто же, кроме меня, не женат. То есть я-то уже не женат…
— А ты посчитай на пальцах, кто хотя бы по разу не разведен. Ну? То-то. У тебя, скажи спасибо, детей нет, а у других наших?
— Спасибо, на здоровье, — вставил Виталий желчно.
Не обратив внимания на реплику, Егор продолжал:
— Оставили за собой целый гурт, алименты платят в чужие семьи с бывшими женами и родными детьми, с которыми и встретиться-то путем не могут, деньгами открещиваются… Что — деньги! Пыль! А душа-то, думаешь, не болит? Тебе, между прочим, повезло, чего ты в своих обстоятельствах не ценишь по дурости. Красивая Варюха баба, но не та, из-за которой стоит себя терять. Бросила, обидно? Жить неохота? Вот, право слово, чепуха! Ты, конечно, симпатяга, характером не сволочной, квартира есть — все при тебе, но ведь этого мало, Виталька, мало!