Цена его любви - Кира Шарм

— Ладно, — вздыхаю, откидываясь в кресле. — Говори.

— Я не слепой, Влад. И не глухой. И все это касается меня не меньше, чем тебя.

И снова сжимаю кулаки.

Врезать бы ему хорошенько. Чтоб кровь из носа полилась. И пинками отправить на самолет! Его касается! Пацан!

— Я слышу и вижу больше, чем ты думаешь. С Гордеем общаюсь. И с Мороком. Пусть даже вы решили от меня все скрывать! Я, мать вашу, не ребенок!

— А притащить дочь Грека в мою спальню, это, значит, очень по-взрослому, да, Ал?

Снова начинаю рычать. Сатанею.

— Ты развлекаться привык. А тут расклады другие. Свои. Сложные и непростые. Не для тебя. Ты вообще за каким хреном к его дочери полез? Не мог член свой в другое место пристроить? Ты вообще понимаешь…

— Понимаю, — надо же, еще и перебивает! Меня! Сопляк!

— Все я понимаю, Влад. И разговор твой по телефону я на балу слышал. Ты что думаешь, я ее для развлечений сюда притащил? Ни хера! Я знаю что Грек у вас на подозрении. Что он, скорее всего, Регину у себя держит! Только не пойму, чего вы с ним носитесь?

— И….? — окончательно охреневаю. Нет. Этого не может быть! Неужели Ал додумался…

— И я решил выкрасть его дочь, — пожимает плечами, подтверждая мои худшие догадки. — Какого хрена возиться, в переговоры какие-то вступать? Окольными путями пытаться информацию выбить? Все проще простого в этом раскладе. Пусть возвращает нам сестру за свою дочь!

— Твою ж мать, Ал!

Вот почему она валялась на постели, как тряпичная кукла и глаз не открывала.

— Ты ее хоть не убил? Чем накачал?

— Собственным обаянием и немножко снотворным. Не переживай. Сама со мной пошла. Никакого похищения формально не было. Сладкая, между прочим, девочка Грека оказалась. Жаль, не успел до конца попробовать. Снотворное ее вырубило. А так вообще…

— Ты хоть понимаешь… — зарываюсь пальцами в волосы. — Думаешь, мы просто так тут разгуливаем вокруг, но не приближаемся? Пока его вина не доказана, мы и пальцем грека не имеем права тронуть! Ал! Ты понимаешь, что это будет война? Война, которой мы всеми силами стараемся избежать? Это не игры. Не детектив из киношки. Это куча смертей. Реальных смертей, Ал!

— Вообще не вижу проблемы, — пожимает плечами. Так, мать его, спокойно, что я понимаю, — он реально ее не видит! На сотую часть не осознает! — Если Грек ни при чем, мы просто вернем ему его любимую доченьку. А если это он, то обменяем ее на Регину.

Только херачу кулаком по столу, превращая стаканы и бутылки в осколки.

Слов нет. Даже маты заканчиваются.

Схватил бы его за шкирку. Надавал бы по морде. Так, чтобы забыл вообще дорогу на родину. И уж в дела мои тем более. Чтоб рефлекс у него, как у собаки Павлова выработался. Как только подумает о том, чтоб нос свой в дела наши сунуть, так сразу чтоб все тело и выворачивало. И кости чтоб фантомной болью хрустели.

Да ни хера. Раньше надо было. Теперь уже не поможет.

— Так, Ал, — сжимаю переносицу до боли. Чтоб сейчас башку ему не открутить. — Ты уезжаешь. Так, мать твою, уезжаешь, чтоб я сам тебя найти не смог. Вместе с этой девкой! Уже!

Сам не замечаю, как рычать начинаю. Блядь.

Голова нужна спокойная, ясная. Чистая. А тут прилет за прилетом все схемы ломает. Все ходы на хрен перебивает глупостью своей. Враг продуманный столько не сделает, сколько вот так, по дурости, всего крушится!

— Быстро уезжаешь, Ал. Документы и все остальное тебе Гордей сделает. Чтоб на связи был в любое время дня и ночи. По первому моему слову чтоб был готов или снова переехать или вернуться. Не спорь сейчас, — выкидываю вперед руку, видя, что открывает рот. Возражать еще, спорить надумал!

— Молчи. Молчи и собирайся. Быстро. Пока я тебе башку дурную не открутил. И девка эта… Ал, чтоб волосок не пострадал с ее головы! Понял меня?

Таки не удерживаюсь. Сам не замечаю, как рядом с ним оказываюсь. За грудки хватаю и встряхиваю.

— Надеюсь, Ал, ты все хорошо понял. Иначе у меня с подвале для тебя найдется очень удобная клетка. Будешь там отсиживаться, пока я все здесь не закончу и не разрулю. И имей в виду. Я тебя в этот подвал из любой точки мира доправлю. Если еще раз выкинешь… Хоть что-то, мать твою, выкинешь! Все!

Отшвыриваю его на диван.

Все понимаю. Молодой. Дурной. Горячий.

С его стороны все таким простым кажется. Как два пальца, блядь. Три сосны. Так все просто. А мы идиоты, которые кружат вокруг да около и в этих трех соснах блуждают. Понимаю. Но слишком высоки ставки. Слишком дорого любой прокол нам всем сейчас обойдется.

— Ал. Уже.

Больше не смотрю на него. А то сорвусь и уже не пожалею!

Распахиваю спальню, в которую он девчонку приволок.

Волосы разметаны по постели. Губы темные вишневые, приоткрыты. Дышит рвано.

Надеюсь, эта бледность и темный цвет губ у нее от природы, а не от того, чем там братец ее накачать умудрился.

Не хрипит, крови и пены изо рта нет, — уже выдохнуть можно.

Все равно прикладываю руку к шее, проверяю пульс.

Платье чуть надорвано на груди. Настолько, что упругий вишневый сосок выбился из-под тонкой ткани.

Подол платья задран. Оголенное бедро так и светится молочной белизной.

Надеюсь, это был не акт насилия и Ал и правда хоть немного очаровал эту девушку. Иначе я реально сейчас разорву мальца на части!

Хотя… Судя по тому, как сладко и протяжно она стонет от моего легкого прикосновения к ее шее, распахивая пухлые губы шире, платье портилось на ней в этой постели по взаимному согласию!

Черт!

Это же надо было додуматься до такого! Дочь Грека!

Даша! — пронзает ударом, вколачиваясь под самые ребра.

Я совсем о ней забыл в этом угаре!

Что она слышала? Видела ли Ала, когда он сюда приволок девчонку?

Надеюсь, моя девочка все это время спит сладким крепким сном… Иначе… Хрен знает, что могла обо мне подумать! Что у меня тут вообще бордель!

Аккуратно приоткрываю дверь нашей с Дашей спальни.

Как в другой мир. В другую реальность.

Так и есть. Они и я — это что-то совсем далекое от всего бреда, что творится за стенами этого дома. Рай. Наш маленький оазис. Нереальная, безумная отдушина. Глоток воды пересохшими губами после тысячи лет блужданий по пустыне.

Даже запах, что витает здесь. Ее запах. Он будто сам мир изменяет.

И так должно быть. Так должно оставаться навечно!

— Твою мать!

Не выдерживаю. Ударяю кулаком по стене так, что осыпается штукатурка.