На неведомых тропинках. Шаг в темноту - Аня Сокол

— Все, считай, мы прониклись, — я поежилась, Мила побледнела, — говори, что придумал.

— Мы не будем врать. Мы не будем помнить.

Веник раздал нам по теплой капельке, внутри которой горело маленькое солнышко. Магия леса, магия природы, практически не обнаружима, чтобы найти, надо знать, что искать.

Одиннадцать сорок пять.

Времени нет, как и выбора. Я не смогла ничего придумать, чтобы помочь Миле, это сделал Веник. Он прав, решение за ней, и глядя, как она берет в руки сумку, я поняла, что она уже приняла его. Что ж, ни пуха ни пера!

— Идем до конца, — сказал он, — провалится один — и нам организуют теплую встречу на алтаре.

Мила кивнула и встала рядом. Из переноски на меня глядели серьезные голубые глаза, Игорь жался к матери, но пока молчал.

— Первой уходишь ты, — он указал девушке на окно, — едешь к озеру, ждешь меня. Все сидят по домам, притворяясь слепыми и глухими, — приказ Седого демона, так что риск встретить кого-то минимальный. Лешак убирает следы. Башкой не верти и не задерживайся. Теперь ты. — Он повернулся в мою сторону. — Выжидаешь пятнадцать минут, глотаешь янтарь, последний час исчезает, словно его и не было. Закатываешь истерику, дальше по ситуации: либо сама бежишь к старику, либо я его зову. Не сомневаюсь, ты им такое веселье устроишь, никто в стороне не останется. Допрос будет полный, но придется его выдержать.

Я сглотнула, Мила сжала мою руку.

— Я как ответственный за наблюдение, отчитываюсь и при первой же возможности ухожу кружным путем к озеру. Им будет не до меня. Отправляю вас в filii de terra. Топлю велосипед в озере, возвращаюсь домой. Лешак работает. Я сижу тихо. Мила, как минуешь переход, — он строго посмотрел на девушку, — глотаешь свой камень. Ты окажешься одна в незнакомом месте, не имея ни малейшего понятия, как там очутилась. Будет страшно.

— Мне уже страшно, — девушка обняла сына.

— Когда ты глотаешь свой янтарь? — спросила я.

— Когда почувствую, что мне не доверяют. Вряд ли поможет, есть и другие способы воздействия. Главное не то, чтобы не узнали, а чтобы не захотели узнать. Тёму поймать лешака раз плюнуть, суть в том, что надо знать, кого ловить. Если возьмутся серьезно, считайте, мы проиграли, советую сразу петлю завязывать, алтаря не дожидаться.

— Память вернется? — жалобно спросила Мила.

— Разве это важно?

— Хочу знать, кому обязана жизнью. — Она вскинула голову.

— Мы не герои, — Веник поморщился, — я мстительный трупоед, которому очень хочется кое-кому подложить свинью. Ольга? У нее свои тараканы в голове, и излишне беспокойная совесть.

— Вернется?

— Не сразу. Дней через пять-десять. — Я нахмурилась, а он добавил: — Это не компьютерная программа. Память за что-то зацепится и проснется. За что? Не знаю, за вещь, фразу, жест, звук.

Одиннадцать пятьдесят пять. Мила подошла к окну.

…я повернулась к Венику. В его взгляде были насмешка и какое-то ожидание.

— Так и не хочешь сказать, почему помог?

— Я сказал.

— Ты доверился двум девкам, для этого надо иметь мотив посерьезнее, нежели желание сделать пакость Тёму. А если новый допрос? Память вернулась.

— Неа. Охотник не из тех, кто мусолит собственные неудачи. Дело закрыто. Да и к силе баюна у вас теперь иммунитет.

— Что? — Я схватила его за руку. — Он больше не сможет на меня воздействовать?

— Да прям, — он засмеялся, — еще как сможет, расскажешь, и как таскала конфеты из буфета у бабушки, и как заметала мусор под ковер, а захочет — будешь ему серенады под окном петь. Но провести повторный, это важно, «повторный» допрос о том дне он не сможет. Ты прошла все три стадии, он вычерпал ситуацию до дна. Одна тема — три ступени, потом иммунитет. Пусть спрашивает хоть до посинения, можешь молчать. Хуже, если бы он остановился на первой или на второй, оставив хоть что-то про запас. Это как с лекарствами: даешь больному более сильное, и он уже не чувствителен к предыдущему. — Гробокопатель развел руками.

— А Мила?

— То же самое. Они так хотели узнать, кто ей помог и как, что загнали себя в угол. Она теперь чиста как стеклышко, мать, спасающая сына любой ценой, там таких любят.

— Значит, все?

— Ты не рада? — Он хохотнул и выдернул руку. — Надумаешь учиться, приходи.

Раздумывала я недолго. Вернее, совсем не думала, а подчинилась эмоциям. Прислонилась лбом к кожаной куртке и прошептала:

— Спасибо.

— Нда, — прижимать меня к себе он не спешил, но и отталкивать не стал, — у тебя с мозгами и так нелады были, а после баюна что-то основательно перемкнуло. — Веник похлопал по спине, и я подняла голову. — Если это попытка уговорить меня усыновить вместе с тобой бабку, то зря. Надумает повидаться с «Валей», ко мне не приводи, сверну шеи обеим. Ясно?

Черный целитель исчез на Карачун. В последний раз его видели накануне днем. Не знаю, с чего вдруг все решили, что с экспериментатором случилась беда, наверное, какие-то причины для этого были, но меня в них не посвящали. По мне, так он уже один раз ушел со стежки, бросив дом, не понимаю, почему бы не сделать это снова. Итак, Константин отлучился. Надеюсь, навсегда. Юково стояло на ушах.

Мы с Марьей Николаевной ужинали, когда в дом вошел Ефим, хранитель нашей стежки. Он был молод, как и все, кто хранит переход, как и все люди, принявшие браслеты хранителей, ставшие душой и сердцем стежки, которую они никогда больше не смогут покинуть.

Рыжеватые волосы, кудрявый чуб, серые с голубым отливом глаза, задорная россыпь веснушек на носу и щеках. На плечах старый мундир, который он никак не хотел менять на более удобную одежду, сапоги, портупея с шашкой, при мне хранитель ни разу не обнажал оружия, оно и понятно, дураки, готовые тягаться с его силой, забредают к нам не часто.

Парень должен был погибнуть еще два века назад, но каким-то чудом истекающий кровью кадет с развороченным боком попал к переходу. Мир предложил ему выбор: умереть человеком или жить хранителем, вдыхать этот воздух не ради своих желаний, а ради островка в безвременье и, если понадобится, умереть вместе с ним, как только стежку покинет последний житель.

Никто не знает, почему и как это происходит, в один из дней появляется человек с огненными браслетами на руках, расписанными старинной мерцающей инописью, и перед ним склоняется вся нечисть. В любой момент он может воззвать к силе, воспользоваться способностями любого жителя стежки или объединить несколько, он противостоит безвременью, но умирает, оставшись в одиночестве. Жители Юкова — его сила и его слабость.

— Добрый вечер, — поздоровался Ефим.

С лета я перестала запирать дверь, она мне нравилась, и тратить деньги на ее замену не имело смысла. Как говорится, три года и одиннадцать дверей спустя, до меня дошло, почему в нашей тили-мили-тряндии крепкие замки вешают не на входные двери, а на люки, ведущие в подвал.