Солдат удачи - Михаил Ахманов

– Я вижу то, что вижу, и я не в силах изменить начертанного. – Нерис вздохнула, полезла в свой мешок, но вытащила не кристалл, а зеркальце. Всмотревшись в свое отражение, она вздохнула снова. – Мой раят не потускнел, а это значит, что ты не подарил мне жизни и дитя. Наверное, и не подаришь… слишком мы разные… Но все же я буду с тобой, Дважды Рожденный. И я не хочу знать, когда и как мы расстанемся.

– А если этого не случится?

– Случится. – Она посмотрела на свой джелфейр. – Случится с той же неизбежностью, с какой зеленое время сменяется синим. Ты уйдешь, непременно уйдешь, и мне тебя не удержать, ибо в мыслях твоих – другая.

Дарт вздрогнул и покосился на ее лицо, озаренное ярким светом голубого солнца и оттого казавшееся еще более спокойным и отрешенным. Веки Нерис были полуопущены, густые ресницы затеняли глаза, и только раят на виске сиял холодным серебряным блеском.

Он выдавил нерешительную улыбку.

– Как ты об этом узнала? При помощи колдовства? Не лучший способ, чтоб разобраться в чужих сердечных тайнах, моя госпожа.

Ресницы Нерис взметнулись, опустились, и он услышал:

– Глупый маргар! При чем тут колдовство? Достаточно быть женщиной…

…Через три цикла они настигли флот тиан и обогнали его, прячась то под крутым берегом, то под ветвями развесистых кустов. Дарт, надвинув щиток визора, пересчитал галеры: их оказалось не меньше двух сотен, и плыли на них тысяч десять воинов – огромное войско по местным масштабам. «В битве с такой армадой шансы даннитов равнялись нулю», – мелькнуло у него в голове.

Возможно, шансы рами из Лиловых Долин были точно такими же.

Камень окружал Дарта сверху, снизу и со всех четырех сторон. Вернее, с трех: темница, в которую его ввергли, была треугольной, и это порождало странную иллюзию: куда бы он ни посмотрел, стены сбегались, словно загоняя его в тупик.

Смотреть, собственно, было не на что. Стены, пол и потолок – из отшлифованного розоватого гранита, цельные, без швов, не вырубленные, а скорее выплавленные в каменной толще; посередине – цилиндрический выступ, тоже каменный, невысокий и застеленный шкурами, на котором он мог улечься хоть вдоль, хоть поперек; рядом выступ поменьше, изображавший стол. В одном углу – груда поглощающего отходы мха, в другом – овальный наклонный желоб, выходивший из круглого отверстия-люка, заткнутого сейчас деревянной крышкой – спилом дерева внушительной толщины. Шкуры, устилавшие ложе, также были древесного происхождения – не шкуры вовсе, а кора с длинным серым мягким мехом, ободранная со стволов и аккуратно нарезанная большими полотнищами. Освещали камеру сплетенные из лишайника венки – три больших кольца на трех стенах, сиявшие голубоватым люминесцентным светом. В камере было тепло и сухо, на выступе-столе располагался поднос с горой плодов, шкур для постели тоже не пожалели. Вполне комфортабельная темница, но все же – темница…

Дарт решил, что тут когда-то была опочивальня Темных, оформленная со спартанским вкусом. Лежа на шкурах и вертя головой, он пытался представить, как странное существо размером с барана скатывается вниз по желобу, спешит по нужде в уголок, потом забирается к нему на ложе, разевает пасть и начинает чавкать фруктами. Он наделял эту тварь то щупальцами, то руками и ногами, то хоботом или языком – одним языком, зато упругим, длинным, позволявшим твари перемещаться скачками и ловко хватать фрукты с подноса. Так он развлекался с красного времени до синего и с синего до красного. Ракушка-джелфейр была при нем, а также комбинезон и башмаки, но все остальное испарилось. Видно, местные власти изучали его снаряжение и решали, что делать с самим владельцем: пустить ли на садовое удобрение или, расчленив, скормить водившимся в озере мохнатым жабам. Отсидев в узилище полный цикл, Дарт был согласен на любой предложенный вариант. Его энергичная натура не выносила бездействия.

Все начиналось гораздо лучше, чем кончилось.

В устье речки – той, что текла из озера в большую реку, – их поджидал корабль, парусная баржа с резными перилами, с бортами из досок харири, изукрашенных перламутром, с роскошным шатром на корме, где были приготовлены столы и мягкие постели, и с трюмом, набитым одеждой и коврами, устрицами и копченой рыбой, сладкими соками и фруктами, соленьями и кувшинами с медовым шербетом, который не слишком пьянил, но был чрезвычайно кстати, когда подавали острые и пряные блюда. Поглядев на это великолепие, отведав деликатесов, заметив, как почтительно приседают перед Нерис и перед ним, Дважды Рожденным маргаром, воины и мореходы, а также хорошенькие служанки, которых насчитывалось не менее дюжины, Дарт разнежился и подумал, что миновать Лиловые Долины никак нельзя. Там, вероятно, понимали в жизни толк, и к тому же, как его уверял предводитель встречавших Ренхо, выбранный Дартом маршрут в предгорьях хоть и был короче, зато тяжелее, чем дорога от озера. Там пришлось бы идти вдоль каменистых осыпей, блуждать в ущельях, продираться сквозь колючий кустарник, форсировать овраги, заполненные грязью после ночных дождей, и там не росли плодовые деревья. Последнее не тревожило Дарта – его контейнер с пищевыми капсулами еще не опустел, однако путь и вправду был нелегок. И в результате, решив, что выигрыш в расстоянии не компенсирует потерю времени, он согласился плыть в Лиловые Долины.

Он сам себя уговорил и знал об этом так же, как об истинной причине своего решения. Корабль и семь или восемь десятков людей, не волосатых криби и не хвостатых даннитов: женщин, с которыми можно пофлиртовать, мужчин, готовых посидеть за столом, потолковать и выпить – пусть не вина, так хоть медового напитка. Он не хотел расставаться с ними и, разумеется, с Нерис; он жаждал общения и компании – множества новых лиц, голосов, историй, песен. Возможно, эти рами, имевшие излишек ребер и сердце с правой стороны, были все-таки ближе ему, чем метаморфы, способные во всех подробностях копировать землян. Хотя бы по тем причинам, что у них существовала цель и занимались они понятным Дарту делом: готовили пищу, правили судном, командовали, служили и охраняли. А впереди его ждал цветущий город, полный тайн, будивших любопытство, и приветливых жителей – уже не десятки, а тысячи новых лиц и встреч, что было для него, за четыре последних века, изрядной роскошью. Альтернатива всем этим радостям казалась мрачной: блуждания в одиночку в диких горах.

Левиафана опутали сетью и привязали за кормой баржи; затем они тронулись в путь. Речка, ведущая к озеру, оказалась прямым как стрела каналом, по берегам которого тянулись пологие холмы с жилыми пещерами и росли деревья хидж, не очень высокие, но с пышной листвой и мощными длинными ветвями, затенявшими воды. С большой реки дул легкий ветерок, и судно двигалось в голубоватом тоннеле, словно пронизывая толщу льда; плыли днем и ночью, так как в период дождей течение в канале почти не убыстрялось. Эту магистраль, думал Дарт, несомненно искусственную, не разглядишь с высоты – как, вероятно, и другие сооружения, сохранившиеся с древних времен. Теперь он понимал, отчего Марианна не обнаружила здесь ни городов, ни дорог, ни иных признаков цивилизации: все построенное и возведенное Темными было слито с холмами, горами, лесами и становилось, в сущности, частью природного ландшафта.