Стеклянный меч - Андрей Лазарчук

Правду когда-то говорил доктор Моорс, цитируя слова Писания: «На пиру Творца моего чаши многие ходят вкруговую». Весь Мировой Свет был наполнен Чашами, и можно было на это так взглянуть, что они слипаются вместе, как грибная или там лягушачья икра, а можно – что между ними небывалые провалы пустоты, которую вообще невозможно понять и представить. Но и то и другое было истиной, просто зависит от того, как ты смотришь: снаружи или изнутри. Взять тот же Саракшар: можно было расписать его снаружи, Мировой Свет вынести в сторону и заставить кружиться вокруг, а Тёмное тело, дающее нам ночь и отдых, развернуть на полнеба… что-то наподобие, да. И это тоже будет правильно.

Так вот, шаман рассказал, что на самом деле нашего Саракша быть просто не должно. То есть пузырёк ли в каменной пене, чаша ли, ходящая по кругу – это да, это было. А вот жить здесь люди не могли. Но вокруг было множество других пузырьков, где другие люди жили тысячелетиями – как тот же Поль, теперь-то сомнений не было, откуда он пришёл, – или даже миллионами лет. Они перебирались из мира в мир, иногда задерживаясь, иногда уходя дальше. И было какое-то совсем древнее и неимоверно могучее племя, жившее когда-то во всех доступных мирах. А потом они разом куда-то делись, оставив после себя множество странных вещей. Скажем, наш Саракш.

Такой атмосферы просто не может быть, объяснял шаман, наверняка они её создали искусственно, перекачав запасы аргона с сотен близлежащих саракшей. Если бы не аргон, наш Мировой Свет не мог бы нагревать воздух, потому что греет он очень слабенько. А потом, когда атмосфера устоялась, оно, это племя, привезло откуда-то и поселило здесь людей – пятнадцать тысяч лет назад; и даже в Писании Творца есть об этом строчки – как Творец посеял в борозды ногти с рук и с ног, и родились от них континенталы и островитяне. И потом учителя этого народа ещё долго бродили среди нас, и потому многое у нас бралось как будто ниоткуда… Никто не знает, для чего они это сделали. А ещё они создали несколько странных мест, где из саракша в саракш пройти очень легко, надо просто знать карты или видеть путь – вот как видит его сам шаман. Шаманов тоже создало то древнее племя как своих помощников, а потом бросило тут.

Шаман думает, что древние люди на самом деле никуда не делись, а просто потеряли интерес к каменной пене, где кишит то ли созданная, то ли разнесённая ими жизнь, и занимаются другими делами, которые нам нет возможности ни увидеть, ни понять. Ходят слухи среди шаманов, что великие древние иногда появляются, но низачем – как будто заходят по рассеянности в комнату, понимают, что не в ту – и уходят. Но сам он никогда с ними не сталкивался.

Здесь, в Долине, много ходов в другие саракши, и иногда оттуда что-то проникает к нам. Оно бывает никаким, бывает полезным, бывает очень опасным. Говорят, последняя война началась из-за того, что в Долине что-то откопали. Кидонцы послали бомбардировщики – тогда ещё что-то могло летать, небо не было перекрыто начисто – и сбросили на Долину кобальтовую бомбу. Чтобы на сотни лет радиация была смертельная. Но в Долине оказалось что-то, какая-то мошкара, которая за короткое время всю радиацию сожрала, а сама превратилась в столбы и скалы из чёрного стекла. Вот это стекло лучше не трогать, потом медленно остекленеешь сам. Но до них ещё надо дойти…

– Зачем до них доходить? – спросил я.

Там воспитуемые из лагеря прокопали какую-то дыру. И из дыры что-то попёрло. Надо посмотреть. И показать вашему, который не ваш.

– Это как?

Ходит как старатель, но он из другого Саракша. Из того, из которого был твой мёртвый друг. Ты носишь в себе его кровь.

Я не понял, потом начало доходить.

И встало на место, как будто ключ провернулся.

Зорах.

Вот он совсем не был похож на Поля – ну просто ничем. А я где-то внутри себя чувствовал… что-то чувствовал. Не объяснить. Но хотелось сесть, поговорить…

В их саракше, продолжал шаман, есть шаманы, которые считают наш Саракш царством мёртвых – сюда попадают их мертвецы и живут как живые. Они называют его Саракч. Но случается, что и живой человек может заблудиться и попасть сюда. Он может не понять нашей жизни, а может понять. Но если он её не поймёт, то захочет изменить, сделать как у себя. Тогда он убивает много людей и затевает войны, потому что сделать царство мёртвых как царство живых можно только убив много живых здесь…

В общем, я услышал почти ту же историю, что рассказывал фельдфебель Химо. Сам бывший шаман.

– Так Зорах – заблудившийся? – спросил я.

Нет, сказал шаман, он – шаман. Сильный шаман. Он здесь кого-то выслеживает.

– Ты же пойдёшь с нами?

Конечно. Мне тоже надо кое-что увидеть и сделать…

Я посмотрел на Эхи и пандейца. Уже сколько-то времени мне казалось, что их здесь нет. Но они были, только странным образом отделённые от нас с шаманом. Будто мы сидели в каком-то прозрачном пузыре, а они – снаружи пузыря. И не шевелились.

С ними всё хорошо, сказал шаман, они нас просто не слышат. Береги их, они будут нужны.

Я так и не понял, как нас вынесло на ту дорогу. Понятно, что без карты и компаса ориентироваться трудновато, особенно в темноте, но с другой стороны позиция «под обрывом» как-то сильно уменьшает шансы уйти не туда. Однако же нет таких задач, с которыми не справились бы гвардейцы вкупе со старателями.

Мы целили выйти на дорогу, которая поднималась в посёлок справа и выводила не к самому посёлку, а дальше, к той дороге, что ведёт в обитаемые места. Но каким-то образом нас занесло на другую дорогу, которая поднимается на обрыв слева и выводит прямо на площадь, уставленную машинами.

Когда мы с Зорахом поняли промашку, то остановились и посмотрели друг на друга. Не сошли ли мы с ума и так далее. Получается – нет, не сошли, просто поводила нас Долина накоротке. Зачем – Вершителю виднее…

За очередным поворотом серпантина Зорах – он сейчас шёл первым – поднял руку и попятился. Потом остановился, присмотрелся. Жестом позвал меня подойти.

Здесь обрыв был не очень крутой, в половину прямого угла. Занимая часть дороги, туда, в обрыв, ушёл большей своей частью огромных размеров… агрегат. Другого слова не подобрать. В довоенных детских книжках можно было увидеть что-то подобное – скажем, глубоководный танк…

У этого были четыре гусеничные тележки, за дорогу зацепилась только одна – наверное, поэтому он стал беспомощным. Гусеницы были, я бы сказал, ажурные, как бы плетёные из проволоки и тонких цепей, и такие же ажурные, почти велосипедные, были катки. Подвеска напоминала «качалку Ристреема», но из легкомысленных гнутых труб. Гнутых и суставчатых. Я подумал, что, возможно, в этих суставах они распрямляются, когда того требует местность. Броневой корпус не имел ни одного прямого ребра и ни одного угла, всё было будто отлито из стекла или тяжёлой пластмассы, а потом мне вдруг вспомнились скелеты древних морских обитателей, выставленные в Музеоне (для курсантов – обязательные экскурсии раз в два месяца) – и теперь я во всей конструкции видел только кость, хрящ и связки. Этот танк – он был живой или полуживой… Поверх бронекорпуса высилась почти шаровидная башня с множеством отверстий разного размера и формы. Над башней на коленчатой гибкой штанге висел шар с множеством торчащих во все стороны игл…