Мне снится нож в моих руках - Эшли Уинстед

– Ну да, Минт стал Степфордским муженьком Кортни, так что смотри куда это меня привело.

Куп убрал волосы с моего лица:

– Я говорил не о нём.

Глава 22

Май, выпускной курс

До самого выпускного я думала, что готова всё отпустить и жить дальше. Я сидела в жаркой духоте в очереди из других Миллеров и смотрела, как по сцене продвигаются студенты в алых робах, и тут меня настигла паника. Если я поднимусь по этим ступенькам и пожму руку ректору, если позволю этому дню пройти мимо, сложу свои вещи в мамину машину и поеду с ней обратно в Норфолк, всё закончится.

После смерти Хезер, после того, как мы с Минтом, движимые убийственным чувством вины, о котором ни он, ни я не хотели говорить, возобновили свои отношения, после того, как я начала избегать Купа, я дождаться не могла окончания семестра. Я думала, что хотела жить дальше. Но теперь, когда настал этот день – арки из красных и белых шариков, лужайка Элиота наполнена семьями на складных стульчиках, я вдруг осознала: у меня не осталось времени что-либо изменить. Вот так вот всё и закончится. Вот так эта история и будет записана.

Всё будет так: я официально провалила задачу сместить «Чи О» с первого места по приёму новичков. Ист-хаузская семёрка официально медленно распадается. Я официально разошлась с Купом, каждый из нас пошёл своей дорогой, и больше у нас не будет повода случайно встретиться. Я официально потеряла все шансы последовать по стопам отца – в последний раз подвела его – и теперь я представления не имела, что буду делать со своей жизнью после того, как уйду с этой лужайки.

Я официально дожила до конца без Хезер.

Тогда я этого не осознавала, потому что учиться после смерти Хезер было больно, но учёба в Дюкете как минимум поддерживала вокруг нас жизнь; чернила ещё не засохли. Всё ещё было время, чтобы что-то произошло – а теперь это время истекло.

Мне вспомнилась строчка из стихотворения – та, которую Каро дала мне; пихнула в руку со слезами на глазах: «Что ты собрался делать со своей бешеной и прекрасной жизнью»?

Я понятия не имела.

Я оглянулась на ряды родственников и вглядывалась, пока не нашла её. Моя мама, одетая, несмотря на жару, во всё чёрное, смотрела в ожидании на сцену. И, поскольку она не знала, что я на неё смотрю, у неё на лице было всё написано: поток живых эмоций, будто бегущие по небу облака. Хоть мне и было больно смотреть, я не могла не подумать, как мы с ней похожи, как бы я ни пыталась этого избежать.

По крайней мере, мы обе дожили до сегодняшнего дня. Мой отец не дожил. Я начала всё это ради него, но она – она, никогда этого вообще не хотевшая – была единственной, кто остался тут до конца.

* * *

Концерт по случаю выпуска был традицией Дюкета. Его спонсировал отдел по работе с выпускниками: нанимал каждый год какую-нибудь звезду. Будто бы чтобы отметить наш переход из студенчества в настоящую взрослую жизнь, администрация Дюкета расслаблялась и позволяла подавать всем вино и пиво. В этом году вечеринка была больше, чем когда-либо: выпускался Минт, а Минтеры – несмотря на крушение рынка недвижимости – всегда делали всё больше и лучше, чем кто-либо другой, и это включало показушные пожертвования.

Они построили мемориал для Хезер. Стена, покрытая её фотографиями, листочками из конспектов, плюшевыми мишками и букетиками дешёвых цветов, которые она бы возненавидела. Я на него смотреть не могла: не могла вынести её лица, снова и снова. Хезер на встрече с выпускниками на старшем курсе, с красными и белыми ленточками в волосах; Хезер в футболке «Чи Омега», золотой короне и розовом боа в день приёма в сестринства; детское личико Хезер, с её уверенной улыбкой, около Ист-Хауза на первом курсе. И моё лицо тоже смотрело с огромного количества фотографий; мои глаза будто бы следили за мной, когда я проходила мимо, как картина с привидением, пытаясь сообщить, что что-то не так, несмотря на то, что мой рот навсегда застыл в запечатлённой на фотографии улыбке.

Семья Хезер – мистер и доктор Шелби и Эрик – приехала, но они ушли вскоре после того, как Эрик будто через силу прошёл по сцене и получил почётный диплом Хезер.

После их ухода мне стало легче дышаться.

Теперь моя мама сидела за столом вместе с невозможно роскошной миссис Минтер и её возлюбленным, членом совета директоров – высоким мрачным мужчиной с закрученными вверх усами. Отец Минта загадочно отсутствовал. Это было убийственно неловко. Позже, каждый раз как я пыталась поговорить с Минтом о его отце или о том как его родители пережили падение рынка, он качал головой и отказывался произнести и слово. Иногда, если я настаивала, он покидал меня на ночь, и я не видела его до следующего дня, и тогда он извинялся, но по-прежнему ничего не говорил.

Минтеры, как я давно поняла, были больной на всю голову семейкой.

Но, по крайней мере с моей мамой, которая сидела спокойно, будто статуя, излучая грусть, они были в хорошем обществе.

– Минт, – прошептала я, поворачиваясь к нему. Он был одет в шикарный тёмно-синий костюм с блестящими пуговицами; до мозга костей выпускник-принц. – Давай уйдём отсюда.

Он с благодарностью посмотрел на меня.

– Я думал, ты никогда не предложишь.

Мы взяли шампанское и подошли к краю толпы, собравшейся вокруг сцены, где какая-то рок-группа изо всех сил пыталась превратить вечеринку в концерт на «Мэдисон-сквер-гарден». Если бы наша история развернулась так, как должна была бы, без смерти Хезер, Джек – наш местный музыкальный фанат – был бы там в первом ряду; рядом с ним был бы Фрэнки, готовый самозабвенно вертеться по всей площадке. Каро была бы где-то между ними, уворачивалась бы от локтей, но была бы счастлива быть рядом, а Хезер вертелась бы в толпе, разговаривая со всеми подряд.

Я моргнула, представив себе эту альтернативную реальность. В настоящем мире Хезер и Джека не было вовсе, а Фрэнки и Каро сидели на краю лужайки со своими семьями, тихие и мрачные.

Может быть Минт тоже это увидел, призрак того, что должно было быть, потому что он помахал мне рукой, чтобы позвать отойти от сцены.

– Слишком громко, – закричал он.

– Я не против, – ответила я,