Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев

– Как бы они не разбежались… Хельги, ты попадешь стрелой с горящим фитилем в горшок, если он будет стоять у ворот во второй стене? – спросил старший брат среднего.

– Я попаду? Ты еще спроси, медведь в лес до ветру ходит?

– Привязывай и зажигай! – Горм размахнулся и кинул горшок. Тот приземлился почти в нужном месте, разбившись об дверь. Тем не менее, Хельги пустил стрелу с фитилем. Усилия братьев увенчались успехом – дверь загорелась, и вместе с ней два Гнупиных остолопа.

– Надо бы занять южную башню, а то наших еще полно внизу толчется, – посоветовал Ламби.

– Твоя правда.

Старший Хёрдакнутссон двинулся к проходу, который полностью загораживал рыжеволосый и рыжебородый великан, судя по доброй справе, из йомсов, с секирой в каждой ручище. Видимо, где-то по дороге наверх, в давке он потерял шлем. Увидев приближение Горма, здоровяк кровожадно оскалился и со свистом закрутил секиры крест-накрест. Горм покачал головой, опустил щит, вытащил левой рукой из-за голенища сапога сакс, и метнул. Секиры сделали еще по обороту, потом глаза рыжего скосились к рукояти сакса, торчащей из середины лба, и он рухнул навзничь, как поваленное дерево. Из башни раздался крик – похоже, могучее тело сбило кого-то с лестницы. Ламби ринулся в дверной проем, за ним – еще несколько Хёрдакнутовых ратников.

К северо-востоку от башни что-то громко заскрипело. Раздался грохот. Из-за стены прозвучали звуки рога – два коротких, два длинных.

– Это еще почему? – Хельги перегнулся через зубцы.

Нападение, может быть, и застало Сильфраскалли врасплох, но в отсутствии дренгрскапра[70]его никак нельзя было упрекнуть – вождь наемников скакал на шустром коньке впереди еще полудюжины верховых, а за теми тяжелым шагом бежало никак не меньше полусотни отлично оснащенных йомсов. Вылазка из ворот, открывшихся в воротной башенке посреди юго-восточного участка стены и выходивших к пристани, скорее всего преследовала своей целью уничтожение воинов, еще толпившихся у лестниц, но для этого, Сильфраскалли сначала нужно было проехать вдоль стены, обогнуть южную башню, и встретить Хёрдакнута и его двадцать верховых. Хельги неспроста удивился – знак, который подал ярл своим всадникам, был «Стой!» Сам Хёрдакнут с копьем наперевес поскакал навстречу вражескому предводителю. Обычно при встрече верховых воинов с копьями или мечами в поединке, кони разъезжались на расстоянии в ширину ладони, давая ездокам возможность ударить соперника. Сильфраскалли явно полагал, что так и произойдет. Он никак не ожидал, что Хёрдакнутов вороной, весивший раза в два больше его жеребчика, был обучен по-другому. Четвероногий исполин в железном налобнике и кожаной защитной попоне с нашитыми кольчужными кольцами ударил меньшего коня в грудь и, не останавливаясь, стоптал его. Ездок, не иначе, между делом получил копытом в голову, потому что он остался лежать, наполовину придавленный своим конем, без движения. Один из всадников, сопровождавших Сильфраскалли, поехал было ярлу наперерез, но тот высадил его копьем из седла, даже особенно не стараясь.

Наконец, ярл повернул Альсвартура и снова протрубил в рог. Его всадники только и ждали, чтоб пуститься за Хёрдакнутом, плотно выстроившись углом. Аса с луком наизготове заняла место в его вершине, за двумя седобородыми богатырями с двуручными секирами, сомкнувшими ряд чуть впереди нее. Кони перешли с рыси в намет прямо перед столкновением с более редким строем конных и пеших йомсов. У тех все еще было численное преимущество более двух к одному, и падение вождя скорее разозлило их, чем напугало. В воздух поднялись мечи, копья и палицы, раздались гневные кличи… То, что последовало, даже нельзя было назвать стычкой. Самый маленький в строю мчавшихся на дружину Сильфраскалли тяжеловозов был в шестнадцать рук ростом, все они были защищены толстой кожей и кольчатой броней, и на каждом коне сидел один из лучших воинов Хёрдакнута. Защитники Слисторпа смогли оказать их натиску примерно столько же сопротивления, сколько оказывают колосья на току цепам молотильщиков. Топот, лязг, хруст, чей-то отчаянный зов к матери… Побоище закончилось, едва успев начаться.

– А он и говорит: «Это я за меня и за мою лосиху!» Вся ладья до самого берега лежала, кормчий кормило уронил! – Челодрыг закончил рассказ и с надеждой глянул в лица товарищей.

Ответом ему было гробовое молчание.

– Какая неучтивость, портить воздух на переправе, – с преувеличенным осуждением заметил Мстивой, племянник Годлава.

Его дядя так же преувеличенно кивнул и приложился к меху, в котором на этот раз было хоть и не серкландское вино, зато доброе темное пиво.

– Где дым-то? Говорил я тебе, опять дони врут! – Миклот, сидевший рядом с горе-рассказчиком, протянул руку к пиву.

Годлав отдернул было мех, потом сообразил, что под скамьей лежит еще один, и все-таки поделился с младшим бодричем на второй скамье. В их челне всего-то и было две скамьи, и по-хорошему на каждой должен был сидеть один гребец с двумя гребками или одним двухлопастным веслом. Вода в длинном фьорде, на южном берегу которого подымались стены Слисторпа, была почти пресной из-за множества впадающих рек, и гладкой, как зеркало, и бодричи решили посадить в челны столько воинов, сколько влезет, пока края бортов не окажутся на высоте полутора вершков от воды.

– А вот и дым! – Челодрыг взялся за гребок, обшитый бобровой шкурой – последнее слово в скрадывании по воде, якобы еще тише, чем тряпки на лопастях весел.

– И, раз! И, раз! – вполголоса начал Годлав.

Следуя его голосу, бодричи принялись одновременно опускать гребки в воду, стараясь не плескать. Почти бесшумно, челн скользил к Слисторпу. Еще пятнадцать челнов следовало за головным. На дальней стороне городища поднимались столбы дыма и раздавались звуки боя. На северной стене, обращенной к фьорду, не было видно ни одного стражника.

– Лютичи нас не кинули? – озаботился Миклот. – С них, елдыг лихоманных, станется!

– Да нет, вон гребут, просто у них все через пень выходит, – ответил Челодрыг, повернув голову.

Из камышей на северном берегу фьорда показалась еще пара дюжин челнов.

– Они черезпеняне, потому что живут через Пену-реку от хижан, – попытался вступиться за лютичей Мстивой.

– В той реке они пень и утопили! – настоял Челодрыг. – А перед ней живут не хижане, а допняне, которым все до пня![71]

– Суши весла! – Годлав положил гребок на борт.

Остальные трое последовали его примеру. Челн начал терять ход, приближаясь к пологой земляной насыпи с частоколом на берегу.

– Левое греби, правое табань! И суши весла!

Челн встал вдоль насыпи. Годлав опустил в воду якорный камень. Бодричи разобрали два мотка веревок, веревочную же лестницу, мечи, и луки, медленно, чтобы не шуметь, выбрались из челна, и пошли к двухсаженной стене. Мстивой закинул веревку с петлей на один из кольев. Рядом, несколько венедов с других челнов делали то же самое. Шестеро лютичей барахтались во фьорде саженях в тридцати от берега – им каким-то образом удалось утопить свой челн. «Святовит со Свентаной спаси,» – пробормотал Годлав, глядя на недотеп. На их удачу, все шестеро умели плавать лучше, чем управляться с челном. Челодрыг перекинул через плечо петлю на второй веревке и полез по первой на частокол. Добравшись доверху, он снял петлю и принялся втаскивать наверх веревочную лестницу.