Королева войны - Феликс В. Крес

— Убей себя, — хрипло сказала Жемчужина Дома. — Эзена не должна узнать… что это все из-за меня… Никогда. Убей себя. Сейчас же.

Телохранительница снова опустила голову и на миг застыла неподвижно, потом села, подвернув под себя ноги. Она несколько раз глубоко вздохнула, закрыв глаза и дыша все быстрее и быстрее, наконец прикусила губу и, крепко сжав в руках кинжалы, провела ими по шее, перерезая артерии.

Первая Жемчужина Дома узнала, что она не предмет.

Она узнала, что она не вещь. Она была женщиной, у которой были свои прихоти и капризы. Глупые прихоти и капризы… Этому невольников точно не учили.

Погибли двое, гости Сей Айе. Один был потомком знаменитого рода, но и у Халета в жилах текла чистая кровь. Он не был невольником; да, он служил другому, но точно так же, как и Йокес. Денетт должен был умереть только потому, что видел смерть своего гвардейца. Госпожа Доброго Знака отвечала за все, что происходило в ее владениях. Невольницы княгини не могли убивать без причин. Никого, и уж тем более не людей чистой крови.

Каприз. Это был лишь каприз, не более того. Первая Жемчужина Дома по собственной прихоти отдалась человеку, которого презирала. Ей хотелось унижения, страданий, хотелось просить о наказании… А на следующее утро сладко проговорить: «Счастливого пути, мальчик».

Каприз праздной развращенной красотки.

Едва держащаяся на ногах, окровавленная и полуобнаженная Жемчужина Дома вызвала своим появлением во дворце переполох, какого не было уже давно. Среди всеобщей беготни и криков Анессу отнесли в спальню. Хайна, действуя с несвойственной ей быстротой и решительностью, молниеносно навела порядок, отодвинув в сторону старшую, но явно напуганную Кесу. Конный гонец тотчас же отправился в военный лагерь, где все еще находился Йокес, который должен был прибыть лишь рано утром. Хайна велела Кесе позвать Эзену.

Княгиня появилась в спальне своей Жемчужины почти сразу же, непричесанная, в одном легком домашнем халате с шелковым поясом. Увидев ее, Анесса, потрясенная и избитая, но, к счастью, не раненая, приказала всем уйти. С ней попытались спорить, но она не уступала. Обратились к ее высочеству.

— Всем выйти. Немедленно, — сказала Эзена.

Слуги исчезли.

— Денетт и Халет мертвы, — сказала Анесса, когда они остались одни. — Они в леске у дороги.

Самообладание княгини казалось невероятным. Могло показаться, что она не расслышала.

— Покажись, — сказала она. — У тебя рассечена губа, распухший нос и шишка на голове. Что-нибудь еще?

— Нет, госпожа, ничего существенного.

— Кто это сделал?

— Денетт.

Анесса прекрасно знала, что лучшая ложь — такая, которая в немалой степени состоит из правды и умолчаний.

— Дурацкий каприз, — сказала она. — Во время вечерней прогулки я встретила их на дороге и затащила в лесок. Мне хотелось унизить Денетта перед его собственным гвардейцем. Я чересчур далеко зашла и получила пощечину. Было темно, и телохранительница восприняла это как нападение. Она убила Халета, а потом его, Денетта.

— Где эта девушка?

— Ее уже нет в живых.

— Ты уверена? Может, она только ранена?

— Ее не ранили во время драки, — пояснила Жемчужина. — Я приказала ей покончить с собой.

Эзена молча смотрела на нее.

— Почему?

— Она уже сделала свое дело, и даже чересчур. В невольничьих хозяйствах учат не телохранительниц, а настоящих зверей, их всех нужно продать, и побыстрее. Если правда когда-нибудь всплывет и начнется расследование… а оно наверняка начнется…

— Нет, нет, — прервала ее Эзена. — Что значит — если правда всплывет? Как ты намереваешься скрыть смерть сына Дома К. Б. И.?

— Не саму смерть, а причины, по которым его убили. Ваше высочество, ведь это ты отвечаешь за все то, что происходит в Добром Знаке. Если станет известно, что твои невольницы убивают мужчин чистой крови… из-за нескольких ударов по лицу…

— То что?

— Имперский трибунал — это уже не тот суд, который тебе предстоит. Ты не сможешь защититься, ваше высочество. Можешь даже отрезать мне голову, но это не изменит позицию следователей трибунала. Особенно по отношению к тебе! За все, что делают твои невольницы, отвечаешь ты.

— И поэтому ты убила свою телохранительницу? Ничего не понимаю!

Анесса тоже не понимала, чего хочет от нее княгиня. Ее беспокоило многое… но смерть какой-то служанки? Она уже успела об этом забыть и не предполагала, что Эзена вообще затронет эту тему.

— Собственно… никаких особых причин не было, — честно сказала она. — Я перепугалась и сперва хотела тебе солгать. Ведь это все из-за меня. Ваше высочество… у тебя с той невольницей были связаны какие-то планы?

— Планы? Я даже не знаю, кто это был… Но ты говоришь, что приказала этой служанке покончить с собой от… страха? От страха передо мной? Ты боялась, что я накажу тебя за то, что ты неизвестно зачем соблазнила Денетта?

— Да, — сказала Анесса. — Но…

Эзена почувствовало, как ее окатило холодной волной.

— Кто ты? — тихо спросила она. — Ради всех Полос Шерни… не понимаю, о чем ты говоришь. Ты смотрела, как по твоему приказу лишает себя жизни девушка, которая мгновение назад, защищая тебя, бросилась на двоих мужчин? Ты приказала ей покончить с собой… потому что тебе было стыдно признаться мне в… в обычной женской дурости?

До Анессы начало доходить, что имеет в виду княгиня. Ведь уже не впервые слова и поступки Эзены свидетельствовали о том, что она совершенно не понимает тот мир, в котором ей довелось жить.

— Если бы я украла у тебя украшенный драгоценностями кинжал и с его помощью защитила себя в том лесу, я бы его тоже выбросила. От стыда, именно от стыда. Он выполнил свою задачу, но ему вовсе незачем подтверждать мою… глупость.

Эзена молчала, нахмурив брови.

— Хватит об этом, — мягко посоветовала Жемчужина. — Время уходит, нам нужно как можно быстрее найти виноватых и причины, из-за которых случилось то, что случилось. Завтра сюда придет армектанская гвардия, и уже сегодня здесь есть двадцать с лишним солдат его благородия Денетта. Никто не должен знать, и тем более они, что твои невольницы без всяких на то причин сделали то, что сделали.

Эзена продолжала молчать.

— Проснись, — сказала Анесса, невольно дотрагиваясь до распухшей губы, которая снова начала болеть. — Мы должны…

— «Проснись, ваше высочество». Именно так ты должна ко мне обращаться. Впрочем, поговорить нам теперь доведется уже не скоро. Ты сейчас же явишься к начальнику дворцовой стражи и прикажешь ему от моего имени, чтобы он тебя где-нибудь запер, в самую худшую темницу, и назначил ежедневное наказание, такое, как назначают ворам. Ты ценный предмет, и я не хочу, чтобы ты потеряла свою ценность, так что скажи коменданту, что тебя должны хорошо кормить, а для порки назначать тех, кто умеет это делать. Пока что я не хочу, чтобы у тебя остались следы на теле или какие-то внутренние повреждения. А теперь иди.