Адмиралы и корсары Екатерины Великой - Александр Широкорад

Одновременно с объявлением правил как воюющим, так и нейтральным державам предлагалось вступить в союз с Россией для защиты общими силами свободы морской торговли.

На основании декларации от 28 февраля образовался союз, известный под названием «Вооруженного нейтралитета», к которому в скором времени последовательно примкнули нейтральные державы: Дания, Швеция, Голландия, Португалия, Пруссия, Австрия, Соединенные Американские Штаты и Королевство обеих Сицилий. Из воюющих: Франция и Испания отозвались готовностью уважать принятые союзом правила, и только одна Англия дала уклончивый ответ, что она всегда считала обязанностью оказывать всякое уважение русскому флоту.

Для поддержания правил «Вооруженного нейтралитета», по примеру эскадры Хметевского, в 1781 г. были посланы еще три эскадры, состоявшие вначале каждая из пяти кораблей, к которым впоследствии прибавлено было по два фрегата. Одна из этих эскадр под начальством контр-адмирала Круза пошла в Немецкое море, другая, под начальством контр-адмирала Палибина, – в Атлантический океан, а третья, под начальством контр-адмирала Борисова, – в Средиземное море. Таким образом, наши крейсерские отряды составили цепь, охватившую всю Европу от Нордкапа до берегов Мореи. В инструкциях, данных флагманам, начальствующим отрядам, предписывалось охранять всеми силами конвоируемые ими торговые суда, и главной обязанностью устанавливалось, «чтобы флаг наш везде надлежащим образом уважаем был».

Крейсерства эти, в которых принимали участие и другие державы, хотя в значительно меньше степени, чем Россия, продолжались до 1783 г., то есть до окончания войны между Англией, Францией и Испанией.

Любопытно, что когда за рубежом пошли слухи о том, что идея о вооруженном нейтралитете принадлежала Фридриху II или вельможам русской императрицы, Екатерина решительно опровергла эту версию: «Это неправда, вооруженный нейтралитет родился в голове Екатерины II и ни в чьей другой. Граф Безбородко может засвидетельствовать это, потому что эта идея как бы по наитию была высказана устами этой императрицы однажды утром. Граф Панин не хотел об этом слышать, потому что не он это придумал, и потребовалось много усилий, чтобы заставить его понять это».

Какую цель преследовала императрица, издавая декларацию и посылая эскадры в дальние моря? Увы, в данном случае она действовала по принципу: чем чудовищнее ложь, тем больше ей верят. И это удалось в полной мере. Престиж Екатерины и, соответственно, Российской империи еще более утвердился во всем мире. Мало того, Екатерина еще раз подтвердила свой имидж гуманной, просвещенной государыни, стремящейся установить справедливые законы.

Русским же морякам дальние походы стали превосходной практической школой. В марте 1776 г. для Балтийского флота был принят новый штат, согласно которому для условий мирного времени предписывалось иметь три 74-пушечных и восемнадцать 66-пушечных кораблей. А для обеспечения «вооруженного нейтралитета» в 1780 г. было принято решение построить еще 8 больших 100-пушечных кораблей. Хлопоты с «нейтралитетом» помогали маскировать лихорадочную подготовку Балтийского флота к новому походу в Архипелаг.

Ну а как насчет российской морской торговли? Да ее у нас кот наплакал, и прибыль в казну от оной не покрывала и десятой части расходов на посылку русских эскадр для ее защиты. Введение «вооруженного нейтралитета» сильно поссорило Россию с Англией, которая так помогла нам в Первую турецкую войну.

Русский посол в Англии с 1785 г. Семен Романович Воронцов писал к брату: «Ненависть к нам Англии происходит от вооруженного нейтралитета. Здесь… ласкаю себя надеждой, что Россия при возникновении мира [между Англией и Францией. – А.Ш.] откажется от этой системы, которая к тому же должна считаться совершенно бесполезной, так как Россия не имеет возможности создать собственный торговый флот».

Многочисленные же беды от екатерининской декларации начались лишь спустя 70 лет, когда при Александре II, его сыне и внуке наши недалекие и бестолковые дипломаты всерьез восприняли большую ложь императрицы.

Кстати, в дальнейшем Екатерина Великая воспринимала слово «нейтралитет» как понятие весьма относительное. Так, в инструкции графу Панину от 5 июня 1797 г., говоря о посылке русского корпуса для войны с революционной Францией, Екатерина писала, что такая помощь «не дает права считать помощную державу воюющей, доколе та держава не усилит мер своих до такой степени, что уже общее составит дело». То есть я могу творить, что хочу, и нападать, на кого хочу, при этом только я могу решать, в каком случае Россия воюет, а где блюдет нейтралитет.

Греческий проект Екатерины Великой уже 200 с лишним лет служит любимым коньком русофобов и антисоветчиков, которые, как мы в 1991 г. узнали, представляют одно и то же. Этот проект служит якобы доказательством агрессивности русских и их стремления к безудержной экспансии. Советские же историки предпочитали обходить проект стороной. Послеперестроечные авторы оценивают проект крайне осторожно и больше отрицательно, нежели положительно. Так, Г. Л. Арш пишет: «Так чем же можно объяснить полет фантазии императрицы? Версия насчет провокационного, макиавеллистического характера документа нам убедительной не представляется. Разгадку, скорее, следует искать в психологии. Ничто человеческое не было чуждо Екатерине, включая тщеславие, заблуждение, головокружение в водовороте успехов. Двадцать лет царствования – и ни одного провала. А она была падка на лесть…

Проект явно химерический: Османская империя, хоть и была больна, испускать дух не собиралась»[76].

Попробуем разобраться, что было на самом деле. Первым о необходимости занятия Константинополя заговорил «Тишайший» царь Алексей Михайлович. О планах Петра I в отношении Проливов и Константинополя Екатерина II узнала, как говорится, из первоисточника – от сподвижника Петра фельдмаршала Бурхарда Миниха (1683–1767). В один из дней рождений наследника престола Павла Петровича приглашенный во дворец Миних высказал такое пожелание имениннику: «Я желаю, чтобы когда великий князь достигнет семнадцатилетнего возраста, я мог бы поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить в Константинополь, слушать там обедню в храме Св. Софии. Может быть, назовут это химерою… Но я могу на это сказать только то, что Великий Петр с 1695 года, когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из вида своего любимого намерения – завоевать Константинополь, изгнать турок и татар и на их месте восстановить христианскую греческую империю»[77]. И это не была рутинная лесть придворного. Миних в 1736 г. брал Крым.

В июле 1771 г. в Петербург по приглашению императрицы прибыл известный греческий священник и ученый Евгений Булгари (Евгениос Вулгарис). Почти сразу Екатерина дала ему аудиенцию в Царскосельском дворце. Обращаясь «ко благочестивой и христолюбивой, Богом прославляемой, непобедимой, великой императрице всероссийской» и выражая сожаление, что она не является и греческой императрицей, он призывал ее оказать помощь в освобождении его родины: «Соверши ты мое благополучие приведением и рода моего в благополучное состояние. Греция после Бога на тебя, державнейшая императрица, взирает, тебя молит, к тебе припадет».