Я русский - Дмитрий Лекух

Гарри хмыкает.

– Я тебя, – говорит, – очень хорошо понимаю.

Пошли, подымили.

Молча.

Я свою сигарету даже до середины не выкурил.

Горчила, зараза.

И Злате звонить почему-то совершенно не хотелось.

А ведь – обещал.

Вернулись в купе, накатили еще по маленькой.

И опять – молча.

Потом зачем-то в окно оба уставились.

Проплывавшие там грязно-серые пейзажи Ленинградской области, не иначе, захотелось получше рассмотреть, ага.

– Парней бы надо предупредить, – вздыхаю наконец.

Гарри хмыкает.

– Успеем, – чешет упрямый бритый затылок. – Какой смысл сейчас на трубе зависать? Приедем, соберем общак. Вопрос-то, сам понимаешь, – не тривиальный.

И – опять в окно смотрит.

Чего он, там, интересно, не видел-то?

Речку, которую мы только что проехали?

– А этих? – мотаю головой на стенку соседнего купе, где сейчас безмятежно храпят ничего не подозревающие Али с Серегой.

Гарри опять грустно усмехается.

– А этих – когда проспятся. Сейчас все одно ни хрена не поймут, счастливчики. А из меня весь алкоголь испарился на хрен. И новый не берет почему-то, такая вот загогулина.

Снова молчим.

Думаем.

– Сербы, – спрашиваю наконец, – как думаешь, подтянутся?

Гарри кривится.

– Не думаю, – говорит, – знаю. Они и так собирались, когда про бритишей прослышали. И наши братья из «Делие», и гробари «Партизанские». С ними «кони» уже созванивались, с гробарями. А когда инфу от Дика туда закинем, так вообще, думаю, пол-Белграда подымется. Да и провинция тоже в стороне стоять не станет, верняк. Лишь бы пустили. Единственное, что хреново, о fair play в этой ситуации придется забыть, потому как резня пойдет обоюдная. «Балканский стиль», сам понимаешь. Они там, у себя, и друг друга-то не жалеют, а зарезать пару-тройку каких-нибудь йоркширских овцеебов, так вообще – галимое удовольствие. Представляешь, что после этого начнется?

Я молча разливаю водку по стаканам.

Бутылка, кстати, заканчивается.

Надо бы еще одну купить, думаю.

Оказывается, не надо.

Потому как Гарри, порывшись в сумке, еще один баттл оттуда извлекает.

Запасливый, блин.

Я вот, к примеру, – не озаботился.

– Даже, – вздыхаю, – представить страшно. Местная цыганская полиция сербов хрен остановит. Да и наши, уверен, озвереют сразу после первой крови. Мало, чует мое сердце, никому не покажется.

Мажор только согласно кивает.

– Расклад – самый что ни на есть наихреновый, – говорит. – Либо зарежут, либо посадят. Если же еще и румыны присоединятся – все, пиши пропало. Такой беспредел начнется – хоть святых выноси. Даже и не знаю, что делать…

– Что-что? – ворчу. – Выпивать пока что. А то ты прав – не берет ни хрена.

Выпиваем, снова идем курить.

За окном тамбура медленно проплывают ко всему на свете равнодушные северные пейзажи.

Серые избы, серое небо, серый изгиб мелкой речушки, серый снег в черных проплешинах.

Это – твоя родина, сынок.

Докуриваем.

Возвращаемся.

Снова наливаем, теперь уже из новой бутылки.

– Может, тебе и вправду остаться, Дэн? – смотрит на меня исподлобья Мажор.

– Это еще почему?! – вскидываюсь.

– Потому, – ворчит. – Не забывай, у тебя Злата беременная. Так что ты, орел, теперь не только за себя отвечаешь.

Прижимаюсь к холодному оконному стеклу разгоряченным, в испарине, лбом.

Аргумент, конечно.

Но, увы, – недостаточный.

– Ты и сам, – усмехаюсь, – не так давно третьего родил. И что, не поедешь?

Молчит.

Жует нижнюю губу.

– Давай, – говорит, – еще по одной, что ли.

– Давай, – соглашаюсь со вздохом.

Ой, нажремся мы с ним сегодня, думаю. Это она, зараза, ведь только сейчас не берет.

А потом – как накроет…

…Тем не менее – выпиваем.

– Я поеду, – спокойно говорит Гарри. – Но у меня, брат Данька, извини, совсем другая история. Во-первых, я элементарно старше. Пожил уже, в смысле. И видел своих детей. Носил их на руках. Они знают, кто их отец, если что. Во-вторых, я уже обеспечил свою семью, и если со мной что случится, ни жена, ни дети не будут бедствовать по-любому. Понимаешь? Ты же – совсем другое дело, старик. Так что подумай, не отвечай пока, прошу. Просто подумай – оно тебе надо? Никто из парней тебе слова худого не скажет, обещаю. Клянусь даже, можно сказать. Ну, короче, – сам понимаешь.

Я – молчу.

Ох, как это, черт возьми, соблазнительно.

И ведь правда никто ничего не скажет.

Кроме меня самого, к сожалению…

…А за окном все то же самое.

Кино, блин.

Про что-то предельно серое.

Нет, так все же нельзя, думаю.

– Ну, что, давай махнем? – предлагаю. – Потом пойду, еще одну сигаретку выкурю.

– Махнем, – спокойно соглашается Гарри. – А потом иди, покури. Только, извини, один. Мне что-то не хочется.

…Вышел в тамбур, выкурил сигарету.

Постоял, прижавшись лбом к стеклу.

Закурил следующую.

Голова – пустая, как барабан.

И сигарета, сука, горькая.

Просто курить невозможно.

А – хочется.

Добил эту заразу в две затяжки, фактически через силу. Зачем-то еще раз в окно уставился, автоматически вытащил третью, постоял.

Потом зачем-то сломал ее и сунул в переполненную тамбурную пепельницу.

Странно, думаю.

Они их не чистят совсем, что ли?

Только что ведь, блин, отъехали.

Совсем недавно.

Еще и остановки-то ни одной не было…

…Вернулся в купе, уселся на свою полку.

Гарри сидит, по-прежнему в окне что-то разглядывает.

Потом медленно поворачивается в мою сторону.

– Ну, что решил? – спрашивает.

Молчу.

Гляжу ему прямо в глаза.

Улыбаюсь.

– Ну и дурак, – вздыхает, разливая водку по стаканам.

Уже так, чуть-чуть.