А время уходит - Мэри Хиггинс Кларк

– Как ты думаешь, после случившегося присяжные больше сочувствуют ей? – спросил Дон.

«Должны бы», – хотела сказать Дилейни, но прикусила язык и, чтобы не выглядеть предвзятой, сформулировала ответ осторожнее:

– Когда она упала, озабоченными выглядели все. Я заметила, что некоторые присяжные плакали.

Но когда передача закончилась и они вышли из эфира, Дилейни сказала Дону, что Бетси страстно отстаивала свою невиновность, а когда после выступления упала, присяжные определенно выражали ей сочувствие. Тем не менее она подумала, что прокурор все же нанес Бетси смертельный удар, когда спросил, «обрадовала» ли она Питера Бенсона известием о смерти мужа.

– Элиот Холмс нарочно выступил с этим после того, как она призналась, что любит Бенсона и что это он – отец ее ребенка. По-моему, адвокат Бетси Грант не смог представить убедительное объяснение того, что в то утро, когда сиделка обнаружила тело доктора Гранта, сигнализация в доме была включена.

Она пересказала Эльвире и Уилли все, чем уже поделилась с Доном.

– Что вы об этом думаете, Уилли?

– Я с самого начала говорил, что ее признают виновной, – тихо ответил он.

Ростбиф оказался восхитителен, но Дилейни едва лишь тронула его – аппетит уже пропал.

– Эльвира, вы прекрасно знаете, как я люблю ваш ростбиф и йоркширский пудинг, но признаюсь честно, сейчас просто не могу. Все во мне, буквально каждая клеточка, кричит, что Бетси Грант невиновна. – В ее глазах блеснули слезы. – Эльвира, мы с вами освещали немало судов и знаем, каково это – видеть, как на подсудимого, если он признан виновным в убийстве, надевают наручники, как его выводят под конвоем из зала суда. – Дилейни виновато улыбнулась. – У меня сердце сжималось, когда я слушала Бетси Грант. С каким чувством она говорила о своем ребенке, как ей не хватало его, как болела у нее душа все эти годы… А я вот думаю, услышу ли когда-нибудь такие же слова от моей матери.

Супруги переглянулись. Эльвира потянулась к молодой женщине и взяла ее за руку.

– Дилейни, ты уже слышала эти слова от твоей родной матери. Ты слышала их сегодня в зале суда. Твоя мать – Бетси Грант. Твой отец – Питер Бенсон.

Новость потрясла Дилейни, разбросав ее эмоции в широчайшем диапазоне, от эйфории до отчаяния. К этому времени она уже не сомневалась, что в самом лучшем случае Бетси будет обвинена в непредумышленном убийстве. Свидетельства ее виновности и в особенности последняя информация, указывающая на Питера Бенсона как на отца ее ребенка, многократно перевешивали упорные утверждения самой Бетси, суть которых сводилась к тому, что она никогда не совершила бы ничего плохого в отношении своего мужа.

«Ее ребенок, – думала Дилейни. Я – ее ребенок». В три года она плакала, потому что выглядела не так, как все остальные в семье. Теперь, представляя Питера Бенсона, она понимала, откуда эти ее темно-карие, широко расставленные глаза.

«Отец, мать. Мой отец. Моя мать». С этой мыслью Дилейни проснулась на следующее утро. Встала пораньше, приняла душ, оделась. Нанесла макияж, посмотрела на себя в зеркало. «Питер Бенсон – мой отец, но черты у меня скорее от Бетси», – подумала она. На завтрак Дилейни проглотила чашку кофе. Зачем кому-то желать смерти доктору Гранту? Очевидный подозреваемый – Алан Грант. Из его показаний следует, что он увяз в долгах, что его расходы превышают доходы и что после смерти доктора Гранта ему полагается по меньшей мере половина пятнадцатимиллионного наследства. А если Бетси будет осуждена, то и все наследство. Код сигнализации Алан вполне мог узнать у отца, а ключ от дома взять в кухне, где тот висел на крючке. Но на ночь убийства у Алана крепкое алиби.

Кто еще мог это сделать? Кармен Санчес и Анжеле Уоттс досталось по завещанию доктора Гранта по двадцать пять тысяч долларов. Это подтвердил и адвокат. Но знали ли они об этих деньгах до смерти доктора?

Дальше. Как насчет бывших коллег доктора Гранта? С партнерством они покончили очень скоро после диагностирования у него болезни Альцгеймера. Затем каждый выбрал собственный путь.

«У меня просто нет подходящего подозреваемого», – в отчаянии подумала Дилейни.

В девять часов утра во вторник она была в кабинете исполнительного продюсера, за закрытой дверью.

– Я вынуждена отказаться от освещения процесса над Бетси Грант, – начала журналистка и тут же объяснила причину своего решения.

На обычно непроницаемом лице Кэтлин Джерард отразилось сначала недоверие, а потом глубокое сочувствие.

– Разумеется, Дилейни, нам придется снять тебя с процесса. И я понимаю твои чувства. Ты боишься, что они признают твою мать виновной в убийстве.

Дилейни кивнула.

– Я уверена в ее невиновности, но чувствую себя такой беззащитной. – Она помолчала немного, потом, переведя дыхание, продолжила: – У меня две просьбы. Вы не против, если с сегодняшнего дня я возьму отпуск за свой счет, скажем, на неделю?

Джерард быстро кивнула.

– Конечно, конечно. Возьми столько времени, сколько тебе потребуется.

– Спасибо. И вторая. На данный момент о моем родстве с Бетси Грант и Питером Бенсоном знают только мои близкие друзья. Я хотела бы, чтобы так оно пока и оставалось.

– Даю слово, – пообещала Кэтлин Джерард.

Новости обрушились подобно лавине – сначала пост в «Фейсбуке» о беременности юной Бетси, потом сообщения по радио о его отцовстве, – и, ошеломленный ими, Питер Бенсон не знал, что делать.

Первым порывом было сесть в машину, поехать в Алпайн и оставаться рядом с Бетси, но он понимал, что в этот решающий для исхода дела момент ему лучше держаться от нее подальше.

Принужденная отдать их ребенка, слишком придавленная стыдом, чтобы искать малышку, она все эти годы страдала одна. Питер хорошо помнил ее отца. В июле того года, когда они с Бетси окончили хоторнскую среднюю школу, мистер Райан позвонил ему и сказал не искать больше Бетси, поскольку она собирается подождать год-другой, прежде чем поступать в колледж. «Ей еще рано куда-то уезжать, – сказал Мартин Райан, – и она еще слишком юна, чтобы встречаться с тобой или кем-то другим».

Питер до сих пор помнил, с какой злостью произнес это отец Бетси. Помнил он и ее мать, женщину, явно запуганную собственным мужем и страдавшую раком, унесшим ее жизнь шестью годами позже. Питер написал тогда и Бетси, и ее отцу слова соболезнования по случаю смерти миссис Райан, но так и не получил ответа ни от кого из них.

«У меня где-то есть двадцатишестилетняя дочь, – думал он. – Где она? Как выглядит? У меня карие глаза, у Бетси – голубые. Карие ведь обычно преобладают над голубыми?»

Питер взял выходной – сразу же после его выступления в суде кампус наполнился слухами и сплетнями о нем и Бетси. Прилив очередных, вслед за ее показаниями в суде, новостей ему хотелось встретить дома.