Молчать, чтобы жить - Фридрих Незнанский

— Вы грубый и прямой человек, — выдавила она наконец. — Но мне это нравится.

— Мне плевать, нравится вам это или нет, — с холодноватой улыбкой сказал Турецкий. — Повторяю, вы мой клиент. Так как, будем беседовать или продолжим жеманничать и флиртовать?

Уголки губ девушки дрогнули. Она нахмурила брови и ответила — на этот раз неприязненно и сухо, без всяких намеков на флирт:

— Я вижу, вы крепкий орешек, Александр Борисович. Что ж, задавайте ваши вопросы. Я отвечу.

Турецкий удовлетворенно кивнул.

— Как давно вы знакомы с Камакиным и при каких обстоятельствах познакомились? — спросил он.

— Точно не помню. Была какая-то вечеринка, и Лев подошел ко мне. Предложил выпить у барной стойки, я согласилась.

— Вы стали любовниками.

— Да, мы стали любовниками, — с вызовом ответила девушка. — Вы хотите, чтобы я подробнее об этом рассказала?

Турецкий не ответил.

— Может, рассказать вам, каков он в постели? — продолжила в том же тоне Перова.

Турецкий дернул щекой:

— Меня не интересуют ваши любовные отношения.

— Тогда что же вас интересует?

— В постели многие мужчины становятся излишне болтливыми. Припомните, пожалуйста: что Камакин рассказывал вам о своей работе?

Перова брезгливо выгнула губки.

— Вообще-то я не…

— Бросьте! — рявкнул вдруг Турецкий, да так, что Перова побледнела. — Мне нужны откровенные ответы. Я пришел сюда не для пустой болтовни. Что вам рассказывал Камакин?

Перова прищурила голубые глаза:

— Господин следователь, а вам не кажется, что вы слишком грубо себя ведете?

Вместо ответа Турецкий посмотрел на девушку таким ледяным взглядом, что она поежилась.

— Ну, хорошо, — почти простонала она. — Откровенно так откровенно. О работе своей Лев ничего мне не рассказывал. Но была одна странность… Видите ли, в последнее время он несколько раз упоминал о каком-то профессоре. Насколько я поняла, это профессор физики.

— Хм…

— Ага, в ваших глазах появился интерес! Зацепила я вас, не так ли?

— Зацепили. Продолжайте в том же духе.

— Насколько я поняла, это его ближайший друг. Странность в том, что никогда раньше я об этом друге не слышала. Хотя знала, кажется, обо всех близких друзьях Льва Анатольевича. И даже о дальних.

— В связи с чем он говорил об этом профессоре?

— Однажды я пожаловалась, что у меня нет бриллиантового колье. Ну знаете — в шутку.

— Понимаю, — кивнул Турецкий. — Моя жена тоже обожает шутить на подобные темы. И что вам ответил Камакин?

— Он был сильно пьян. Полез ко мне целоваться… В общем, он пообещал, что скоро у меня будет все, что я захочу. Потом засмеялся и добавил: «Мы с профессором об этом позаботимся. Лаборатория уже готова». Я спросила: «Вы что, собираетесь делать бриллианты?» А он как-то странно на меня посмотрел и ответил: «Что-то вроде этого. А может, и получше».

— Вы не стали уточнять, что он имеет в виду?

Перова усмехнулась:

— Нет. Дальше Камакин просто повалил меня на диван, и мне было не до расспросов. Этот сукин сын в постели настоящий дьявол, хоть и старик… Послушайте, я вот сейчас подумала: а что, если этот таинственный профессор готовит для Льва что-то вроде виагры? — На губах девушки появилась полуязвительная-полунасмешливая улыбка. — А что, вполне может быть! Представляете, сколько в мире импотентов? Если взять с каждого по доллару, можно стать мультимиллиардером! Кстати, если хотите, я могу и вам достать по блату пару таблеток.

— Очень смешно. Значит, Камакин намеревался разбогатеть?

— О да! Вот вы сказали, и я вспомнила: как-то мы смотрели телевизор, и там показывали Романа Абрамовича. Что-то насчет того, что он собирается купить второй футбольный клуб. Тогда Лева фыркнул и сказал: «Подумаешь, Абрамович. Через год я найму его к себе лакеем».

— Что, так и сказал?

— Так и сказал. Лева после пары рюмок коньяка всегда становится хвастлив. — Девушка зябко передернула плечами. — Александр Сергеевич, вы не возражаете, если я выпью глоток коньяка? Что-то меня знобит.

— Не возражаю. Только не Сергеевич, а Борисович. На Пушкина я не тяну.

Перова засмеялась, потрепала Турецкого по рукаву, затем встала и направилась к серванту. Вернулась она с двумя широкими бокалами и бутылкой «Камю». Бутылка была почата наполовину.

Бокалы и бутылку Перова поставила на столик. Пододвинула один бокал к Турецкому.

— Это на случай, если вам тоже захочется выпить, — объяснила она.

Александр Борисович покосился на бокал, но ничего не сказал.

Перова открыла бутылку и плеснула себе в бокал на два пальца. Взяла бокал, посмотрела сквозь него на Турецкого, озорно прищурив глаз, затем проговорила «чин-чин» и сделала большой глоток.

Щеки ее зарумянились.

— Уф-ф, — сказала девушка. — Люблю коньяк. Когда пью его, чувствую себя вампиршей, которая сосет чужую кровь. У меня от него в жилах огонь. Вы уверены, что не хотите?

— Уверен.

Перова пожала плечами, сделала еще один глоток, поставила бокал на столик и закурила.

— Однажды, — вновь заговорила она, легонько размахивая сигаретой, — Камакин заявил в подпитии, что сделал выгодное вложение денег — построил большой особняк.

— И что же тут странного?

На губах девушки зазмеилась неприятная усмешка.

— Да то, что особняк этот он построил не для себя, а для того таинственного профессора, — объяснила она. — Я решила подыграть Леве и попросила показать мне этот особняк.

— И что же он вам на это ответил?

— Что мне там будет скучно, потому что жить в этом особняке нельзя, а только работать. Я сгорала от любопытства и, конечно, стала расспрашивать дальше. А Лева вдруг рассердился и сказал, чтобы я не лезла куда не просят. — Перова прерывисто вздохнула. — Он очень опасен, когда сердится. Тут как с ротвейлером: если пес начал рычать, то лучше от него отстать, пока он не тяпнул тебя за руку.

Девушка стряхнула пепел и посмотрела на Турецкого долгим, испытующим взглядом. Глаза ее искрились как у кошки.

— Знаете, Александр Борисович, мне кажется, что вы очень хороший человек. Хоть и хотите казаться грубияном.

Она снова стряхнула пепел, низко наклонившись над столиком. Турецкий покосился на приоткрывшуюся декольтированную грудь и облизнул сухим языком сухие губы. Девушка была чертовски соблазнительна.

— С чего вы решили? — спросил он.

— Что вы грубиян?

Турецкий покачал головой: