Полевые заметки визуального психодиагноста - Владимир Тараненко

Такая матерная речь – общение на предмет коммуникативного «слияния», очень характерна для сельской глубинки Украины и ее маленьких аграрных местечек-райцентров. Там подобным матерным рассказом изливают душу, рисуют самобытное полотно событий, дают предельно точную и многогранную характеристику происходящему. Удивительно, но матерная речь почти никогда не врет, надо только научиться слушать эти диссонирующие ноты ее звучания. По образности и хитро «закрученности» словесных оборотов при сохраненной целостности и гармонике как смысла, так и звучания автору никогда не приходилось слышать более превосходящее сельский мат. В нашей национальной культуре, кажется, еще только самогон, этот непревзойденный «кантри-виски», может встать с ним вровень.

Впрочем, считайте этот пассаж маленькой шуткой. У украинцев масса и иных достоинств как, впрочем, и недостатков. Почему именно в сельской среде, понятно – близость к первоначальным корням и сохранение целостности и непосредственности мировоззренческого восприятия. Ведь, как ни крути, – крестьянство в Украине пока еще автономно, многочисленно и не превращено в аграрный придаток индустриально-корпоративного механизма. Оно научилось выживать в самых немыслимых условиях (вспомним хотя бы жуткий период голодоморов) и потому вправе органично слить свою жизнь с матом. Отчасти как со своеобразным оберегом и «иммуноактиватором» от лихолетий и нашествий.

НЕБОЛЬШОЕ ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ. Как-то в сельской местности, будучи невольным свидетелем, по-видимому, межсемейной «разборки», довелось услышать громкое: «Ну что, доигрался, «член лопатый»?..». Какой образ! И как много сказано одним лишь предложением. Даже в предельно обедненном сугубо текстовом виде.

И еще. Общепринято, что сильнее всех ругаются сапожники. Как бы не так! Колоритней мата, нежели у сельских пастухов, автору слыхивать не приходилось. К тому, видимо, располагает все: социальный статус, психологическая вольница, чарующая природа и непослушная скотина, так и норовящая влезть «в шкоду». Вот только привыкнув к такому словесному «чародею», далее без мата сельские добродушные коровки – ни шагу. По-видимому, многоэтажные матерные эпитеты буренки воспринимают как комплимент, неподдельное внимание и приглашение к диалогу. В итоге – повышаются надои и качество молока. Вот только мается потом село, подыскивая замену пастуху – аналогичного виртуоза матерной коровьей «музыки». Не каждому ведь «это» дано.

Городской, а особенно индустриально мегаполисный мат гораздо жестче, прагматичнее и злее. В большом городе нужно прежде всего конкурировать с ближним, и тут уж не до сантиментов, а уж тем более мировоззренческих философских изысков. Поэтому форма выражения мата однозначно воспринимается как угроза и нанесение оскорбления. В большом «муравейнике» людские особи отчаянно борются за лучшее место под солнцем и их мат куда озлобленнее. Индустриальная масс-культура заметно унифицирует и обедняет городскую матерную речь, низводя ее буквально до «ублюдочного» словесного придатка примитизированных потребительских инстинктов. Именно такую форму мата наиболее резко осуждает общество, ибо ее деградирующее влияние очевидно. (Лучше, чем в произведении Энтони Берджесса «Заводной апельсин», о скотском перерождении матерной речи и его носителя все равно не скажешь, хотя и наши современные продолжатели тоже выразились об этом достаточно ярко, например, Эдуард Лимонов в романе «Это я, Эдичка», Юрий Андрухович в «Московиаде» либо Виктор Пелевин в его пессимистическом прогнозе «Диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда». Список можно продолжать, сейчас модно писать нарочно «опущенным» языковым стилем – больше шансов быть проданным. Правда, становится уже непонятным: кто кого больше «уделывает»: то ли писатель бытовую чернуху, то ли она его?) Ну а в наших городских трущобах и на промышленных окраинах неумение использовать в нужный момент отборнейшую брань порой сказывается на здоровье. Не в пользу последнего, конечно. Хотя ругаться и драться – не одно и то же, а потому все лучше молча действовать, нежели, опустив руки, вопить «благим» матом. Будем помнить, что ритуал слабых и напуганных – это многословие, причитания и ругательства. Умеющий выстоять будет использовать мат как хлыст…

– Вася, ты как-то чудно говорить стал…

– Дык, на нашем базаре я теперь сейлсмен, Нюра!

Современный диалог

Не стоит также путать общепринятый мат маргинальных и андеграундных слоев общества с матерным сленгом уголовного мира. У них (т. е. уголовных элементов) мат выполняет лишь внешнюю функцию, наподобие некой фурнитуры, все же «ядреная соль» кроется в особом скрытом для непосвященного языке – блатной «фене». Это еще один метаязык, но гораздо более тайный, поскольку цель его – изолированное существование внутри общепринятой языковой культуры. Поэтому криминальный авторитет проводит непрерывную цензуру общепринятого мата – что, где и как годится для «выражений», понятно только посвященным. На примере уголовной речи хорошо видно, что мат и сленг – не одно и то же. Сленговый язык предельно специализирован и по-кастовому закрыт. Мат абсолютно демократичен и потому готов соединяться с любым сленгом. Для сленга важно так зашифровать информацию, чтобы она была понятна только специально подготовленному адресату. Кстати, сейчас на дворе время господства сленга, а не мата – эпоха стремительных технологий заказывает под себя и соответствующий стиль языка.

Мощное расслоение общества на страты приводит к ослаблению неформального коммуникационного мостика – пока что явление незаметное, но набирающее тенденцию. Если не образуется устойчивый и многочисленный «средний класс» – придет время отдельного языка для «черни» и «господ» со своими предельно жестко табуированными матерными нюансами. Тот случай, когда не хотелось бы видеть много «языковых сэндвичей», ибо здесь количество будет означать только потерю качества. Звучит диковато, но покамест мат служит слиянию современного общества в единое целое. Но если появится поколение детей, которое никогда не ездило в метро и не слышало говор улиц, то оно также окажется в осадном положении и в ситуации с матерной речью.

На вопрос: «Какое слово из трех букв больше всего любят женщины?» правильно ответил лишь маленький Вовочка: «Это слово – мир!».

Анекдот советской эпохи

В последнее время в отечественном бизнесе носителей и любителей агрессивных форм мата несколько поубавилось. Спала мутная волна криминалитета, понемногу покидают свои посты бойцы «старой матерной закалки». А современная и превосходно подготовленная молодежь, садясь в кресло менеджера, предпочитает больше опираться на современные управленческие технологии, нежели на «бронебойную харизму» матерно-командирского языка. Безвозвратно уходят в прошлое административно-силовые методы принуждения, а вместе с ними понемногу растворяется и их языковая матерная агрессивность. Свобода выбора и возможность удовлетворения личного интереса стимулируют человека больше работать и меньше ругаться. Если вам встретился изрядно и не совсем к делу «выражающийся» топ-менеджер, то: а) либо он весьма неуверенно себя чувствует и его дела далеко не так хороши, как он их «рисует»; б) либо у него тяжелое прошлое, что тоже не совсем хорошо; в) либо он не тот, за кого себя выдает.