Главный бой - Юрий Никитин

— Что стряслось? — поинтересовался он. —Здравствуй уж заодно.

Илья отмахнулся:

— Да так… Здравствуй и ты, вежливенький. Князь велелехать в Царьград дорожкой прямоезжей. Ну, я и… А эти заартачились! Мол, черезих врата чужому да с оружием дорога закрыта. Ну, понятно…

Добрыня засмеялся, соскочил с коня. Леся послушно принялаповод, поехала сзади. Со спины показалось, что богатыри ростом вровень, нопотом ревниво решила, что Добрыня все же на два пальца выше. Муромец затопошире в плечах, и если Добрыня в поясе чуть не как красна девица, то Муромецдебел, широк, могуч, а что силен, как велет, это за версту видно.

У Муромца, как она отметила сразу, шлем без кольчужнойсетки, волосы сзади выбиваются густые, завиваются кудрями, уже с сединой, новсе равно такие густые, злые, разбойничьи, что никакой саблей не просечь…

Золотые локоны витязя выбивались как кольца золотой пряжи,блестели на солнце. Ей показалось, что Муромец шагает с какой-то особеннойлегкостью, хотя земля едва не гнулась под его весом, как молодой лед. Добрынягибок и быстр, как пардус, чуть ли не пьет и не ест в седле, а этот пешком, даеще и походя сшибает ногой придорожные камни, словно трухлявые грибы…

Наконец оба остановились, Леся тут же натянула повод.Богатыри обнялись, похлопали по плечам, еще раз обнялись, потом Добрыня легковзлетел, не касаясь стремени, на конскую спину. Муромец неспешно вставил ногу встремя, взялся за луку, но воздел себя в седло легко и уверенно, без всякогоседального камня. А судя по растоптанным сапогам, ходил он много и охотно.

— Удачи… — донесся до Леси тяжелый рык. В глубинахземли послышалось эхо. — Хотя для тебя это оскорбление, знаю… но я незнаю, что еще… Да еще когда такая девка с тобой. Это ж совсем невыносимо…

Голос Добрыни прозвучал сильно и звонко, как пениесеребряной трубы:

— Удачу, какая бы ни пришла… не приму! Прощай, Илья.

— Прощай, — ответил Муромец глухо. — Тамсвидимся.

Леся чувствовала, что произошло что-то печальное. Муромецгикнул, свистнул, конь заржал так, что даже Снежок задрожал и прижал уши, акобылка Леси вовсе присела, как собачка, затем земля качнулась и загудела.Огромные копыта черного коня выбросили комья земли размером с тарелки, а сам коньсо своим чудовищным всадником унесся на восток.

Добрыня ехал молча, затем, поймав вопрошающий взгляд Леси,сказал с неохотой:

— Как видишь, из простолюдинов тоже… ну, не витязи, новсе же богатыри дружины княжеской. Конечно, ему не водить войска, больше трехчеловек доверять нельзя, но благородству и воинской чести может научить иногокнязя!

— У него в самом деле, — спросила Лесятихо, — с ногами что-то было?

— Силу копил, — усмехнулся Добрыня. —Тридцать лет на печи… Теперь сам коня обгонит! Засиделся, сила из него так ирвется. Потому он и подальше на заставах, а то и в Киеве норовит хоть кому-тода рога сшибить…

Воздух оставался промозглым, хотя солнце светило все так жеровно, разве что из оранжевого медленно становилось багровым. Леся поеживалась,на ее голых плечах блестели мелкие капельки, а одежда отсырела. Даже конскаягрива еще не развевалась по ветру, прилипла, мокрая и словно бы покрытая речнойтиной.

Они ехали по краю огромного оврага, глубокого и странногонеобычной свежестью: словно неведомый велет ударил по земле исполинскимтопором. Далеко вниз уходил красный глинистый слой, стены плотные, безпривычных трещин, что остаются после первого же дождя, когда ручьи спешнопрокладывают кривые дорожки, в которых оставляют семена трав, кустов и дажедеревьев.

Внезапно Добрыня вздрогнул, рука суетливо пощупала рукоятьмеча. Из-за леса двигались навстречу тремя подводами странные люди. Лошадибрели уныло, морды к земле, а люди на телегах сразу уставились на блистающеговсадника и молодую девушку выпуклыми немигающими глазами.

Плечи сами зябко передернулись, будто стоял голым подхолодным дождем. Лица у людей белые, словно осыпанные мукой, головы блестят,будто женские ягодицы. Он с трудом шевельнул коленом, Снежок послушно сошел сдороги.

— За мной, — прохрипел он. — Леся…отстанешь — умрешь страшно…

Снежок пошел быстрым воробьиным скоком в сторону. Добрыня струдом развернул, заставил перейти в галоп. Коня пошатывало, а после полуверстыс удил полетели клочья желтой пены. Леся дрожала, глаза ее, как и у Снежка,были круглые, словно у испуганной птицы.

Добрыня заставил Снежка вломиться в ближайшую рощу. Деревьясплошной стеной, ветви до самой земли. Едва углубились, он соскочил на землю,расседлал, заставил Снежка напиться прямо из баклажки, поспешно вытер досухавзмокшие бока и брюхо. Снежок все еще дрожал и вращал огромными, как мельничьижернова, по-детски испуганными глазами.

— Какие-нибудь заговоры знаешь? — спросил Добрыня.

— Откуда? — ответила Леся виновато. — Я ничемне болела. И тятька мой не болеет…

Она слезла на землю. Ее кобыла тоже в мыле, в глазах страх.Добрыня с раздражением отмахнулся:

— Да на хрена вы мне оба с тятькой! У меня конясглазили! Чертовы отморозки… Еще бы чуть…

Леся похолодела. Так это и есть те страшные отморозки, окоторых столько жутких историй? Когда уходишь в дальний и опасный путь, то тебежелают: если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой… А здесь смерть,попади им в лапы, не будет мгновенной. Слишком уж страшные россказни ходят проэтот народ!

Когда-то, как рассказывают деды, а те слышали от своихдедов, через эти края двигалось племя в поисках лучших земель, лучшей травы длясвоих коней. Многие народы так переселялись и переселяются сейчас, в поискахлучшей доли. Как вот пришли из неведомых земель угры и угнездились средизападных славянских земель, как пришли золотоволосые и синеглазые русы на земливосточных славян или черноволосые и черноглазые болгары на земли южных.

Но застигла это племя по дороге ранняя зима. Ударили морозы,а потом и замела метель, да такая страшная, что две недели только сыпал и сыпалснег, укрыл все кусты, а от деревьев над снегом остались только верхушки. Всеплемя осталось под снегом. Но прошла морозная зима, растаяли снега, и…оказалось, что каким-то неведомым путем из племени выжили двое детей. Страшенбыл их облик! Отмороженная плоть отваливалась ломтями, но все-таки выжили вбогатом дичью и ягодами лесу. А потом от них самих пошли дети, страшныеобликом, угрюмые и недобрые. Непонятно, что мороз с ними сделал, что отнялчеловеческое, но взамен отморозки научились недоброй власти над лесными зверямии птицами. Говорят, даже деревья могут словом заставить засохнуть!

Она механически вытирала коня досуха, а рядом Добрыняцеловал своего Снежка в теплые бархатные ноздри, гладил по умной морде, шепталв уши ласковые слова. Леся косилась в их сторону, хоть и прислушивалась кстранной тишине за их спинами. Даже кузнечики перестали стрекотать в поле зарощей, откуда они прискакали. Она чувствовала, как в душе поднимается злость,хотелось закричать, ударить этого прекраснолицего надменного витязя, котороговсегда ставили в образец.