Невыносимые. До порога чужих миров - Ирина Лазаренко

Даже прямодушная Алера быстренько сообразила, сколько раз и сколькими способами могут вступить в сговор дорожные и воротные стражники, вместе со счетоводами и писцами из канцелярии.

– А если кто из них будет настырничать, – повторил Багур, – так требуйте бумагу с канцеляревой печатью, что деньги получены, а откажутся давать бумагу – шлите их под коровий хвост.

– А если они в ответ нас куда-нибудь что-нибудь это? – засомневался Тахар.

– А ты им скажи, что ты маг, – очень серьезно ответил Багур. – Магов они боятся, потому как силы нашей не знают и на рожон ни за что не полезут.

Он вытащил из-под рубахи медальон Магической Школы и «вспомнил»:

– Ах, да, ты ж необученный, знаков не носишь! Тебе могут не поверить. Печально получится.

И, гулко рассмеявшись, пнул коня, поворачивая на южную дорожную отвилку.

* * *

Алера помнила правильно: вербяное хозяйство в Мошуке захирело не после войны, а лет десять назад. До того времени по всему Ортаю, а также в Гижук и в Меравию еще ходили караваны с корзинами, люльками и плетеными креслами – хотя и меньше, чем до войны, это верно, но ни клетки для птиц, ни короба, ни мебель никогда не залеживались на складах.

Однако делали их куда меньше, чем в прошлые годы, власть в городе никак не могла установиться и определиться, и постепенно вербяное дело шло на спад, пока вовсе не захирело. За последние десять лет в Мошуке не сделали ни одной корзины на продажу, плантации вербы погибли под натиском короедов, сухости и мавок-визгляков, которые разогнали заодно и мастеров. Однако последний наместник, который сумел утвердиться в городе аж пятнадцать лет назад, что было делом невиданным, исправно слал в столицу, в Арканат, победные отчеты: вот-вот, мол, снова пойдут по Ортаю обозы с плетениями, вот-вот мавки и тля повыведутся, вот-вот будет на корню задушено смутьянское гнездо, ответственное за частые городские волнения.

В Мошук друзья въехали незадолго до полудня.

Город оказался большим, уж куда крупнее Килара, который теперь казался маленьким, кукольным и очень ухоженным. Мошук шамкал на приезжих корявой пастью скрипучих ворот, широкими улицами, сплошь с выбитыми досками, двух- и трехэтажными домами, между которыми когда-то потерялся запах вареной капусты и с тех пор неустанно бродил туда-сюда.

Под яркими праздничными лучами полуденного солнца Мошук выглядел жалким и потрепанным.

– Этот город прямо кричит «Почините меня!»… – разочарованно произнес Тахар, оглядываясь вокруг. – Он даже не делает вид, будто ему хорошо.

– А ты думал, наш путь будет утыкан пряничными домиками, – съязвил Элай, но выглядел он тоже разочарованным, хотя мнение о городе у него и до знакомства было весьма невысоким.

Чем дальше по улицам они проходили, не отваживаясь ехать по разбитой дороге верхом, тем более угнетающим оказывалось впечатление. Когда-то роскошные клумбы щетинились засохшими многолетними цветами и сварливо шелестели сорной травой. Ограды много лет не подновлялись, а ям не попадалось лишь на тех улицах, которые полностью представляли собой одну большую яму. Из двух встреченных фонтанов один вонял болотом, второй не работал.

Однако жизнь тут кипела, по улицам сновали люди и эльфы, реже встречались гномы, изредка мелькали широкие спины орков. Из лавок доносился оживленный гул, от пекарни вкусно тянуло горячим хлебом, дорогу то и дело пересекали груженые тележки.

– Правильно ты не хотела сюда заезжать, – бормотал Тахар. – Одно сплошное расстройство, а не город. Лучше бы я его не видел, честное слово. Давайте скорее купим еды и поедем дальше.

– Нет уж, – неожиданно возразила Алера. Убедившись, что никто ее не ест, она воспрянула духом и снова стала нахальной. – Притащили меня сюда – наслаждайтесь, теперь мы пойдем обедать в таверну и не уйдем, пока все не сожрем.

Тахар проворчал что-то. Он бы не отказался не только пообедать, но и поспать под крышей, даже если для этого пришлось бы остаться на ночь в обшарпанном городе, но до вечера было далеко.

Алера крутила головой, разыскивая вывески, но ничего похожего не обнаруживалось. Да уж, не город, а слезы, даром что такой большущий, маленький уютный Килар куда как получше будет!

– Ну где этот рынок, а? Мы точно не сбились с дороги?

Элай вздохнул.

– Принюхайся и прислушайся, свет наших очей. И ты уверишься без всяких дурных вопросов, что рынок… – Улица в последний раз круто вильнула и уперлась в низкую изгородь, а Элай приглашающе взмахнул рукой: – прямо перед нами.

«Просто купить еды» оказалось не так-то легко: все оживление, все краски, люди, ремесла, что еще оставались в обшарпанном городе, оказывается, стянулись именно сюда, на рынок.

Сначала путники долго искали, где привязать коней – чтобы по возвращении обнаружить в сохранности их самих и поклажу, затем пробирались мимо рядов с живностью, потом между загонами с птицей и мимо лавок мастеровых. Далее шли ряды с подержанными плетеными вещицами, затем – со сладостями, далее следовали торговцы инвентарем и утварью, а потом друзья вывалились в ряды с одеждой и обувью. Здесь Тахар и Элай, не сговариваясь, подхватили Алеру под руки и быстро-быстро потащили сквозь толпу, не стесняясь работать локтями и рявкать на зазевавшихся: имела она обыкновение терять разум, попадая в одежные ряды. Шисенна называла это «милым превращением в нормальную женщину», но времени на это решительно не было. Тем более что одежду, купленную во время своих «превращений», Алера потом все равно не носила.

Торговцы верещали, зазывали, пестрили, покупатели упоенно торговались, наступали на ноги, пихались локтями. Солнце пекло, нагревало головы и запахи: масло, вино, куры, свежевыделанные кожи, козлята, долго лежавшие в сундуке ткани. Вокруг зудели мухи и пчелы.

Когда наконец начались лотки торговцев едой, друзьям уже казалось, что они провели на мошукском рынке не менее года. Видимо, шум, гам и жуткое смешение рыночных ароматов плохо влияло на головы торговцев, потому что за крупу и вяленое мясо они запрашивали цену вдвое выше разумной. Торговцы краснели лицами и глазами, яростно плевались, призывали копыта бдыщевой матери на головы тех умников, из-за которых так выросли дорожные подати и плата за место на рынке, а потом той же матерью клялись, что сами таким ценам не рады, но иначе возить товары станет себе в убыток.

– Все, – выдохнул Тахар, нежно прижимая к себе мешочек крупы. – Дело делом, а либо мы сей вздох сядем в трактире и спокойно выпьем эля… либо в Ортае одним свихнувшимся магом станет больше.

* * *

Таверна оказалась не слишком чистой, не слишком светлой и довольно тесной, но, как видно, любимой горожанами: посетители сидели за пятью столами из шести. Пахло слегка подгорелой капустой и непропеченным тестом, эль тоже оказался так себе – словом, из всех достоинств таверна могла похвастаться только близостью к рынку, дешевизной и отлично нарисованными на стене хрюшками. Умильные и толстые, они смешно валялись под пивными бочками, держа в лапах деревянные кружки. Крупная надпись под рисунком строго извещала: «Полом столов и разбив посуды строго запрещен и прекращен!»