Короли побежденных - Елена Первушина

Арнульф задумался.

— Они прогонят такого короля, — говорит он наконец.

— Как? Поднимут восстание?

— Нет. Просто перестанут повиноваться.

— Ну так сделай, чтобы они ее прогнали!

Арнульф усмехнулся и хлопнул рукой по колену:

— Проклятье, это будет красиво! Но как?

— Сам не знаю. Приедешь туда, посмотришь и придумаешь. Я помогу. Дам тебе право начинать и вести судебный процесс против любого асена. И само собой, прикажу всем тардам Лайи повиноваться тебе. Да, вот еще, возьми-ка ты с собой этого Эрвинда. Ну хоть переводчиком, что ли.

— Зачем? Я говорю хорошо. Кандидатом на престол?

— Ага, ты тоже об этом подумал? Нет, не получится. Он тоже хитрая бестия, я так и не понял, что он здесь делает. Тут другое. Что-то такое между ними было — между королевой и этим принцем. Посмотри на месте, нельзя ли из этого чего-нибудь извлечь. Но очень осторожно это будет твой последний козырь в случае чего. Ну что, берешься?

Арнульф улыбается:

— Берусь. Это будет хорошая игра. Но знаешь, Берт, тут есть еще один тонкий вопрос.

— Какой же?

— Кто у нас будет следующим посольским врачом?

Записки наемного убийцы

(дневник Теодора Арчера, церета)

Хорошая моя, ты никогда это не прочтешь, да и меня не увидишь, особенно если найдут эти записи. Боже мой, как это ужасно, нет ни одного человека, с которым можно поговорить. Тарды посланы нам за наши грехи. Но это все очень сумбурно, попытаюсь успокоиться и записать более складно. Хотя после сегодняшнего дня я вряд ли способен на это, но все же попробую.

Ты помнишь, как это все началось. Они вломились к нам, сунули мне бумагу, завопили: «Приказ Императора!» — и потащили меня на улицу. Ты закричала и кинулась ко мне… Один из них толкнул тебя так, что ты упала. И я ничего не мог сделать, совсем ничего! Ненавижу. Они не люди.

Меня привезли во дворец и провели по черной лестнице в императорский кабинет. Он сидел за столом. Ты знаешь, это ужасно, но он похож на твоего дядю, того, что разводит гусей. Ты только не обижайся, но это действительно так.

Кроме него там был еще один человек, но я его сначала не заметил.

Император сказал:

— Я слышал., ты хороший лекарь.

Я ответил:

— Да, говорят.

Тут вмешался второй:

— Когда ты отвечаешь Императору, ты должен говорить «Ваше Императорское Величество!»

Император улыбнулся:

— Еще успеешь вбить в него весь этикет. У тебя будет достаточно времени.

Боже мой, как мне не понравилась его улыбка и его слова! И я не ошибся: дальше пошло еще хуже.

— Император направляет к асенам посольство, — сказал второй. — Нужен врач, и Император выбрал тебя.

— Но почему?! — не удержался я.

— Молчи и слушай. Ты поедешь с посольством, познакомишься с королевой асенов. Вернешься, когда ее не будет в живых. Ты все понял?

— Но… — Я смотрел на него и видел, как исчезла улыбка, а лицо приобрело угрожающее выражение.

— Я говорю, не перебивать меня! — рявкнул он. — И не вздумай сбежать, не выполнив приказа. Тебя не убьют, нет. Но твои жена и дети… Вижу, ты понял. Они сейчас в крепости. От твоего послушания зависит, что с ними будет. Иди, скажешь императорскому лекарю, что тебе надо, все выдадут.

Я не знаю, как у меня хватило сил спросить:

— Я сделаю все, но разрешите мне увидеться с моей семьей.

Я не верил, что даже тард может быть настолько бесчеловечным.

Он засмеялся и сказал:

— Иди. Все в твоих руках. И будь поскромнее, уж больно ты разговорчив.

Я все стоял. В висках стучало. Наконец я понял, что значит это выражение. Голова горит, бьются жилы, а в висках слышно сердце. Очень неприятно.

Кто- то вошел. Император сказал:

— Уберите отсюда это церетское пугало.

Меня взяли за плечи и вывели. До самого отъезда тарды меня почти не замечали. Не скажу, что это меня сильно расстроило. Я все время сидел в своей комнате и думал о тебе и о детях. Один раз меня водили к послу, тот долго рассказывал, что можно, а что нельзя. Заставил повторить. Все равно я почти ничего не помню. Мне было просто не до него. Он сказал, что, если я буду ходить «с такой кислой рожей», вам будет плохо.

Кроме него, я видел только переводчика-асена. Одет, как пятилетний ребенок, в цветные тряпки. Пытается разговорить меня. Завтра выезжаем.

* * *

Они говорят, мы поедем верхом. Я не могу себе этого представить. На лошади пашут, ее можно запрячь во что-нибудь… Но садиться на нее — это просто неприлично, это грех. Я отказывался, но они меня заставили. Сержант сказал, что это самый спокойный конь во всей Империи. Он такой огромный, у него такие зубы… Они закинули меня в седло (сам я сесть не мог, и никогда не смогу). Его зовут Мрак, он совершенно черный. Он пошел по кругу, меня мотало из стороны в сторону, тарды хохотали. Потом ему надоело, и он пошел в конюшню. Там я сполз с него и ушел к себе. Надеюсь, это дурацкая тардская шутка.

* * *

Это не шутка. Это страшно. У меня болит все. После сегодняшнего дня меня сняли с лошади и отнесли в дом — сам идти я не мог.

Мы выехали утром. Меня усадили на этого Мрака, и он пошел на конюшню. Я подумал, что если это самая спокойная лошадь, а на другой мне не усидеть, а он хочет остаться, то, может, они и меня оставят? Но они только хохотали и снова и снова выводили нас из конюшни, а мы снова и снова возвращались туда. Кончилось все тем, что асен стегнул моего коня и заставил его идти со двора.

Временами Мрак переходил на рысь (так это называется, я это позже узнал), и тогда я ждал, когда же наконец упаду на землю. Но почему-то так и не упал. Иногда он останавливался и начинал объедать какой-нибудь куст. Я был ему очень благодарен, надеялся, что посольство уедет без нас, и оно бы уехало, но каждый раз откуда-то вылетал асен, стегал моего коня и снова уносился. А мы догоняли посольство. Я кусал губы, закрывал глаза и хватался за седло. Я уже возненавидел этого переводчика, но на привале посол сказал, что, если я не прекращу валять дурака, вам будет плохо. Теперь я благодарен ему.

Асен принес мне ужин и сказал, что это все ничего, что я скоро привыкну. Таким тоном я говорю умирающим: «Вы еще долго проживете, внуков будете нянчить». Он ничего, но вином от него несет за версту, при этом, в отличие от тардов, выглядит совершенно трезвым. Пытался и меня уговорить выпить, сказал: