Глинтвейн для Снежной королевы - Нина Васина

В который раз Марк сказал, что он не против подождать, пока сын вырастет. Потом он перешел к делу и сказал, что ему позвонила девочка, которая жила раньше с Антуаном.

– Лера? – удивилась Маруся.

Марк Корамис с легкой укоризной напомнил свою просьбу – никому не давать его номер телефона.

– Я не знаю твой номер телефона! Ты всегда сам звонишь! – Маруся испугалась, хотя еще не успела понять – чего именно.

– Конечно-конечно… – не поверил Марк и заметил, что девочка звонила из Бостона.

– Этого не может быть, – прошептала Маруся. – Ты уверен?

– Я уверен. Она была в аэропорту. Звонила перед отлетом.

– Чего она хотела?

– Передать от тебя привет.

После этих слов Марусе стало совсем плохо. Коробка с конфетами упала на пол.

– Сделай для меня одолжение, посмотри, когда после этого звонка улетал самолет в Москву, – попросила она.

– Хорошо, я посмотрю и перезвоню тебе.

– Нет! – закричала Маруся. – Ты не перезвонишь! Ты положишь трубку и пойдешь смотреть, сейчас не время экономить, это очень важно!

– Хорошо, хорошо, – удивился мужчина, – но ты можешь сама посмотреть по Интернету. Я именно это сейчас и делаю.

Через пару минут он назвал время вылета самолета. И время в пути. И стоимость билета эконом-классом.

– Спасибо, – Марусю уже трясло. – Который час?

– Ты хочешь, чтобы я сказал тебе время?

– Да, именно этого я и хочу – чтобы ты посмотрел на свои дорогущие швейцарские часы и сказал мне, сколько времени! – закричала Маруся.

– О!.. – очень удивился Марк, но время назвал.

– Вот теперь – все!

Почти десять минут ушло на расчеты. Разница во времени плюс время полета… Маруся нервничала, ручка плохо писала, потом оказалось, что из ванны полилась вода – Маруся забыла, что включила воду.

Кое-как сопоставив время, Маруся оделась и, прошлепав по луже в коридоре, поспешно вышла из квартиры.

Она пошла в соседний подъезд. После третьего звонка кто-то посмотрел на нее в «глазок», но дверь не открыли. Тогда Маруся стала долбить дверь ногой, устала, достала сигарету и, раскуривая ее, задумчиво потрогала дерматин двери.

– Я ведь подожгу! – крикнула она. – Запросто. Соседи пожарных вызовут.

Дверь открыла Валентина.

– Хорошо, что ты зашла, – уныло заметила она. – Посмотри Сережку, мне кажется – у него сыпь на животе.

– Посмотрю, если скажешь, где Лерка.

– Ты же знаешь, она с нами не живет.

– Валька, говори, или я начну орать и ругаться!

– Маруся, заходи, будем чай пить, – в проеме кухонной двери образовался осунувшийся Валентин.

– Муму! Муму! – в коридор выбежал мальчик и бросился к Марусе. Она подхватила его на руки, прижала к себе. – Я уже заразный? – спросил он, обхватив ее щеки ладошками.

Маруся молча смотрела на Валентина.

– Она где-то за границей, – не выдержал тот, – точно не помню…

– Сэ-Шэ-А, – нарочито разделяя буквы, подсказала Валентина.

– Давно уехала?

– Понятия не имеем. Приходил адвокат – подписать разрешение на выезд. Представь! Она даже видеть нас не желает, адвоката наняла! – возмутилась Валентина.

– Не нанимала она, – Валентин взял ее за руку, успокаивая. – Это он ее на работу нанял.

Маруся выдернула из колготок рубашку мальчика. Осмотрела живот.

– Заразный? – спросил он шепотом.

Она поцеловала его в щечку и опустила на пол:

– Ветрянка. Вызовите врача.

Вернувшись из дома с маятником Фуко, Самойлов двое суток провалялся дома почти без движения. То засыпал, то вдруг просыпался от участившегося сердечного ритма – кто-то изнутри тела отчаянно стучался к нему сквозь сон, в перегородку ребер, стучался, как всполошившийся ночной бродяга. Тогда Прохор Аверьянович садился, прижимал руку к левой стороне груди и ждал, когда сердце вернется к привычному ритму. В одну из таких успокоительных «отсидок» он вдруг вспомнил отличительные особенности организма вьетнамской женщины, застраховавшей свою жизнь. У нее было два сердца. Одно слева, другое – справа. Самойлов подумал – что делать, если с ритма собьются оба?

Эта мысль засела в голове и не давала ему покоя. Он позвонил доктору страховой компании. Представляться долго не пришлось, доктор коротко бросил:

– Наслышан, чем обязан?

О клиентке с двумя сердцами он тоже был «наслышан и даже лично проводил освидетельствование ее состояния здоровья». Что может случиться, если оба сердца начнут биться в унисон? И такой вопрос не поставил доктора в тупик. Самойлов через полчаса сам пожалел о том, что задал его. Пришлось в подробностях узнать о строении сердца, о его возможностях и различных пороках, при наличии которых медицинская страховка практически исключается. Вьетнамская женщина Чен не имела таких пороков ни на одном, ни на другом сердце. Еще Самойлов узнал о декстокардии – остановке сердца в случае сбоя ритма, то есть в случае одновременных ударов предсердия и желудочка, что иногда случается после сильных и не скоординированных физических нагрузок, либо вследствие направленного удара в определенную точку тела. Такой удар, как уверил Самойлова доктор, не каждый киллер сделает, а только разве что кардиолог-практик или хорошо владеющий навыками быстрого убийства профессионал восточных единоборств. На вопрос – к чему это он говорит о киллере? – доктор разъяснил, что, оказывается, вьетнамской женщине Чен не грозит даже направленный высококвалифицированным специалистом удар в грудь. Самойлов не хотел спрашивать, почему, но все равно получил ответ. Потому что ее невероятная, достойная Книги рекордов Гиннесса кровеносная система устроена на двух сердцах по принципу взаимного дубляжа, то есть, получи она подобный удар, вызвавший декстокардию у одного сердца, второе сработает на обеспечение жизнедеятельности кровеносной системы на время необходимой реанимации поврежденного сердца. Но это – гипотезы, поскольку, как может догадаться его уважаемый телефонный собеседник, на проверку подобного чуда надежда весьма сомнительна. Напоследок доктор предложил Самойлову посмотреть его подробный описательный отчет о состоянии кровеносной системы уникальной женщины Чен, но заметил, что лучше сделать это не в половине второго ночи, а, к примеру, в рабочее время доктора – с девяти до восемнадцати. И добил Самойлова окончательно, предложив ему телефон хорошего кардиолога, поскольку – «с аритмией шутки плохи, коллега».

Положив трубку, Прохор Аверьянович посмотрел на часы. Три с минутами. Смутные ощущения временного замка, который лязгает дужкой, открываясь и закрываясь на половине второго, заставили Самойлова срочно искать возможности отвлечься мыслями и отупеть до состояния дремоты. Он двинулся было к телевизору в гостиной, но был застигнут врасплох бесцеремонным по длительности звонком в дверь.