Черный дом - Михаил Широкий

Слова не разошлись у неё с делом: ещё договаривая заключительную фразу, она полоснула Макса ножом по горлу и быстро отскочила, чтобы не запачкаться в крови, густой струёй брызнувшей из широкого пореза. Макс, не издав ни единого звука, медленно завалился на бок и замер.

Гоша, сам бледный как мертвец, не дыша и не мигая, смотрел на то, как умирает последний из его друзей. Сердце его болезненно сжалось и точно застыло, на лбу выступила холодная испарина. Он понял, что теперь его черёд. Сама смерть стояла перед ним в образе полуобнажённой девицы с ликующей улыбкой на устах и длинным ножом в руке, обагрённым кровью его товарищей. Спустя минуту-другую, – он не сомневался в этом, – этот нож должен был омыться и в его крови. И, в ожидании неизбежного, он закрыл глаза и опустил голову.

Алина же, видимо взбудораженная тем, что она только что совершила, глубоко дыша и дрожа от возбуждения, окинула сверкающим взглядом мёртвого Макса, истекавшего постепенно густевшей кровью, а затем повернулась к Гоше. Лицо её изменилось. На нём по-прежнему была улыбка, но теперь какая-то странная, неестественная, как будто ненормальная, не красившая, а безобразившая её лицо. Эта улыбка и это выражение были хорошо знакомы Гоше, он уже видел их на её лице во время их давешнего общения. Разница была только в том, что вчера она лишь угрожала и запугивала, сегодня же приступила к делу. В её руках был окровавленный нож, у её ног лежал человек, минуту назад зарезанный ею этим самым ножом, ещё нескольких человек она убила незадолго до этого в тесном взаимодействии со своим сожителем. И, похоже, не собиралась останавливаться на достигнутом; по всей видимости, она собиралась довести начатое до логического итога и расправиться наконец с вчерашним гостем, имевшим неосторожность вернуться туда, куда ему ни в коем случае не следовало возвращаться.

Гоша прекрасно понимал это и ни на что больше не надеялся, не испытывая ни малейших иллюзий относительно того, что неизбежно должно было случиться в ближайшие мгновения. Более того, он считал, что вполне заслужил свою участь. Судьба дала ему уникальный шанс на спасение, благодаря невероятному стечению обстоятельств, можно сказать – чуду, он избежал смертельной опасности, смог вырваться из жуткой западни, в которую угодил, точно заяц в капкан, и добраться целым и почти невредимым до дому. Ну и сидел бы себе дома, зализывая раны и благодаря Бога за чудесное избавление! Так нет же. Словно какая-то тёмная, неведомо за что ополчившаяся на него сила понесла его во двор, заставила рассказать всё приятелям, большим любителям опасных похождений и острых ощущений, поддаться на их уговоры и убеждения и привести их сюда, в этот страшный дом, на их и собственную погибель.

Да, совершив такую неслыханную, чудовищную глупость, погубив и себя и остальных, он не имел больше права на жизнь. Он потерял его окончательно и безвозвратно. И должен уйти в мир иной (как выразилась Алина) вслед за своими друзьями. Должен покорно и безропотно подставить шею под нож сумасшедшей убийцы, которую он по какому-то причудливому, необъяснимому капризу сердца ещё совсем недавно считал очаровательной и неповторимой, на которую готов был смотреть не отрываясь, в которую был почти влюблён…

Услышав её короткий отрывистый смех, он поднял на неё глаза. И невольно содрогнулся, увидев её потемневшее, исказившееся лицо. Её расширившиеся зрачки горели безумным огнём, тело сотрясалось от лихорадочной дрожи, руки находились в беспорядочном движении. Она приблизила нож к своему лицу и несколько секунд пристально, с выражением восхищения разглядывала его, поворачивая из стороны в сторону. Потом лучезарно улыбнулась, шумно выдохнула и, вероятно не в силах противиться соблазну, провела языком по блестящему лезвию, обагрённому Максовой кровью. Зажмурив глаза от удовольствия, чмокнула губами, смакуя.

– Самый лучший в мире вкус! – проворковала она , открыв затуманенные глаза и проведя кончиком языка по припухлым кроваво-красным губам. – Вкус свежей крови! С ним ничто не сравнится. Голова идёт кругом, словно от вина. Это как наркотик: попробовав раз, хочется снова и снова. Невозможно остановиться… Да и зачем, собственно, останавливаться? – спросила она саму себя, сделав удивлённое лицо. – Не нужно. Надо идти вперёд. Только вперёд! К новым наслаждениям, к новым приключениям, к новым опасностям… Чтобы интересно было жить. Чтобы жизнь била ключом. Чтобы праздник никогда не заканчивался…

Всё более понижая голос и перейдя наконец на шёпот, она проговорила ещё несколько слов совершенно беззвучно и умолкла, устремив взгляд куда-то в пространство и точно отрешившись от действительности. По её лицу блуждала мечтательная улыбка, глаза немного сузились и заволоклись дымкой, губы слегка приоткрылись, и из груди вырвался лёгкий, едва уловимый вздох.

Но вскоре, будто спохватившись, она согнала с лица неуместную улыбку и нахмурилась. Плавные полукружия её тонких бровей сделались резкими и угловатыми, полные сочные губы искривились и чуть оттопырились, что придало её облику отлично знакомое Гоше заносчивое, надменно-презрительное, отталкивающее выражение. Приблизившись к Гоше, сидевшему на полу у стены и исподлобья глядевшему на хозяев, она встала перед ним и кивнула ему головой.

– Ну что, фраерок, боишься? Трясутся поджилки? – поинтересовалась она и коротко, сухо рассмеялась. – Хотя чего я спрашиваю? Это и так видно по твоей бледной испуганной роже. Конечно, боишься… И правильно делаешь! – подчеркнула она, и на её губах зазмеилась издевательская усмешка. – Даже вчера, несмотря на то что ты не сделал нам ничего плохого, тебя тем не менее ожидала здесь очень печальная участь. Так, подумай сам, что же может ждать тебя сейчас, после того как ты привёл сюда банду этих ублюдков, ныне покойных, чтобы расправиться со мной и с моим любимым папулей? Понятно, что у тебя и твоих тупорылых приятелей – пусть земля им будет стекловатой! – ни хрена не получилось бы. Но сам факт! Вы ведь собирались сделать это. Вы, очевидно, поставили перед собой такую цель. Вы заявились сюда и проникли в наш дом именно для этого. И ты за это ответишь! По полной программе. Ты будешь страшно наказан! Так страшно, что у меня самой кровь стынет в жилах при мысли об этом. Хотя я вообще-то не из слабонервных, – прибавила она и самодовольно улыбнулась. А затем впилась в Гошу острым, пронизывающим взором, точно ожидая от него ответа.

Не в силах больше смотреть на неё, Гоша отвёл взгляд и уронил голову на грудь. Подождав немного, Алина снова победительно усмехнулась и повела свою речь дальше:

– Когда мы обнаружили,