Первые леди Рима - Аннелиз Фрейзенбрук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но все-таки слухи о конфликте между ней и Тиберием продолжались. К 26 году, когда Тиберий решил уехать из Рима и поселиться сначала в резиденции в Кампании, а затем на острове Капри, Ливия уже отчаялась уговорить своего сына добавить провинциального кандидата по ее выбору в судейский список. Это заставило ее сообщить императору несколько нежелательных домашних историй о реальном мнении его отчима о нем.[351]
«Тиберий согласился [с ее выбором судьи]… при условии, что указ об этом должен был содержать слова: „Император вынужден по настоянию его матери“. Ливия совсем потеряла терпение и вынула из шкафа письма Августа к ней, где тот называл Тиберия угрюмым и упрямым по природе. Говорят, что раздражение на нее из-за того, что она так долго хранит эти документы, а затем выступает с ними против него, и было его основной причиной для отъезда на Капри».[352]
Тем временем Агриппина тоже продолжала втыкать колючки в бок Тиберию. В том же году разразился скандал, когда одна из ее кузин, Клавдия Пульхра, была обвинена в аморальности, колдовстве и заговоре против императора. Агриппина сочла преследование Клавдии и других своих подруг атакой на себя лично и, по слухам, с яростью высказалась прямо в тот момент, когда ее дядя совершал акт жертвоприношения своему предку:
«Человек, который предлагает жертвы божественному Августу, не должен преследовать его потомков. Не в немых статуях живет дух Августа — я, рожденная с его божественной кровью, являюсь его воплощением! Я вижу опасность; и я ношу траур. Клавдия Пульхра — просто предлог. Ее падение, бедной глупышки, произошло из-за того, что она выбрала в подруги Агриппину!»[353]
В ответ на ее тираду сильно задетый Тиберий, как говорят, сказал: «А если бы ты не была царской крови, моя дорогая, я бы стал тебе вредить?»[354] После осуждения Клавдии Агриппина заболела. Она сломалась, когда во время визита Тиберия попросила у него позволения снова выйти замуж. «Я одинока, — сказала она согласно дневникам ее дочери, Агриппины Младшей, с которыми консультировался Тацит во время своих поисков. — Помоги мне и дай мне мужа! Я еще достаточно молода и замужество единственно достойное утешение. В Риме полно мужчин, которые примут жену и детей Германика». Но Тиберий побоялся политической угрозы и решил игнорировать эту просьбу.[355]
При всей шаткости положения Агриппины, усиленной тем фактом, что каждое движение, которое она делала, по слухам, отслеживалось агентами Сеяна, и при том, что она отказывалась есть пищу, подаваемую ей за столом ее дядей, выяснилось, что вдова Германика не осталась вообще без защиты. Несмотря на хорошо видную неприязнь между Ливией и Агриппиной вкупе с попытками Сеяна разжечь между ними раздор, остается фактом то, что пока ее приемная бабушка была жива, Агриппине не причиняли вреда.[356]
Но эта защита не могла длиться долго. Ливия была уже очень близка к концу жизни. В обществе, в котором продолжительность жизни большинства людей, даже высокого рода, была меньше тридцати лет, в котором, по современным оценкам, лишь 6 процентов людей доживало до шестидесяти, тот факт, что она прожила уже больше восьми десятков лет, был либо ошеломительным результатом хорошей наследственности, либо следствием высочайшей квалификации ее личных врачей — согласно записи в «Monumentum Liviae», в разное время у нее служили как минимум пять медиков.[357]
Как многие долгожители, она, согласно источникам, ежедневно принимала дозу алкоголя — в ее случае бокал красного вина из региона Пуцин в Северной Италии, — это предписание для пожилых людей позднее рекомендовалось Галеном, придворным врачом императора Марка Аврелия. Если следовать остальным его советам, то следует упомянуть диету, включающую использование слив как слабительного, но ограничивающую сыр, устриц, чечевицу, молоко и воду. Также Гален рекомендовал массаж, легкие физические упражнения и теплые ванны.
Старость для римских женщин была куда более удручающим временем, чем для мужчин. Многие страницы римской сатиры посвящены описаниям старух в виде беззубых морщинистых ведьм, предающихся сексу, алкоголизму или тщетным попыткам повернуть вспять процесс старения, употребляя лицевые маски и грим. Несмотря на многодетность и былую красоту, старые женщины теряли свое положение в обществе — хотя для немногих богатых женщин вдовство имело свою привлекательность в плане финансовой и социальной независимости от власти мужчины.[358]
В конце концов Ливия умерла в 29 году, в возрасте восьмидесяти шести лет, после более полувека пребывания на вершине женской пирамиды римского общества.[359] Сочувствующий ей римский историк сообщает, что Тиберий отреагировал на смерть матери с глубокой скорбью — хотя более враждебные источники заявляли, что император не сделал даже попытки посетить мать у смертного одра, ссылаясь на занятость, а затем, когда тело Ливии так сильно разложилось, что церемонию больше нельзя было откладывать, приказал проводить похороны без него.[360] Траурную речь произнес семнадцатилетний правнук Августы, Калигула, — бездельник, давший Ливии прозвище «Улисс в юбке». Похороны были скромными — из принципа бережливости, заложенного Августом, а пепел Ливии поставили в мавзолее мужа — вероятно, в алебастровой урне для праха того же типа, как и у других женщин, членов ее семьи.[361]