Дальняя бомбардировочная... Воспоминания Главного маршала авиации. 1941-1945 - Александр Голованов

Подробно и обстоятельно рассказал я ему о средствах радионавигации, о том, какие большие возможности находятся в руках людей, умеющих пользоваться этими средствами. Для того чтобы подкрепить свои рассуждения конкретными примерами, я напомнил Сталину о полете к Варшаве на уничтожение поезда Гитлера в 1941 году. Для этой цели было выделено двадцать экипажей от нашей дивизии и десять от других частей ВВС. Главком ВВС Жигарев, находясь во время проведения операции вместе со мной в Ставке, не мог доложить о месте нахождения своих самолетов, в то же время данные о полете экипажей нашей дивизии приходили постоянно. Более того, все наши экипажи, в совершенстве владея средствами радионавигации, вернулись на свои аэродромы, а из десяти самолетов других частей ВВС ни один не попал к себе домой.

Вот докладная записка — рапорт командира одного из экипажей, впоследствии Героя Советского Союза, Юрия Николаевича Петелина, который вместе со своим полком в марте 1942 года был включен в состав АДД.

Записка приводится лишь с незначительной корректурой.

«13 ноября 1941 года все экипажи полка, которые должны были лететь на боевое задание, прибыли на аэродром. Погода: низкая десятибалльная облачность, поземка, видимости не было, но к моменту вылета, вторая половина дня, видимость — 1 км.

Из-за плохой погоды вылета не было и стали разбирать полет на полный радиус действия самолета. В частности, был разобран полет к Варшаве и, по нашим подсчетам, горючего не хватало. Но инженер полка Григорий Семенихин сказал, что при умелом подборе ПК (ПК — качество смеси), использовании ветра по высотам — горючего должно хватить, правда, в обрез. Данных о ветре по высотам, конечно, не было, а с этим горючим ловить и искать попутный ветер на высотах — дело щекотливое. А вот ПК во время полета я все время использовал. В общем, летный состав был убежден — горючего до Варшавы и обратно не хватит.

На аэродроме мы просидели до обеда. После обеда в гостиницу, где мы жили, зашел адъютант и сказал, чтобы наш экипаж одевался и шел получать задание на боевой вылет.

Маршрут был проработан. Наш экипаж: Петелин — летчик, Чичерин Василий — штурман, Дмитриенко — старший радист, Хицко — стрелок.

Мы с техником запустили и опробовали моторы. Члены экипажа доложили о готовности, я вырулил, и мы взлетели.

Решили, чтобы напрасно не расходовать горючее, с прямой с набором высоты ложиться на курс, не делая круга над аэродромом.

Из облачности мы вышли на высоте 200 метров, а дальше — чистое, синее морозное небо. В районе Ельца и облачность кончилась. Все же решили продолжать набирать высоту, идя по курсу. За Брянском нас застала темнота, и на земле стали зажигаться огни, без всякой маскировки, как будто бы и нет войны… Весь экипаж вел тщательное наблюдение за воздухом. Ведь в этом чистом небе мы были не одни. Полет до Варшавы прошел нормально, но горючего сожгли много. Город был виден издалека. Зашли на цель, отбомбились, развернулись и легли на обратный курс. Высота около семи тысяч метров.

Полет домой, задача — подобрать высоту, выгодную по ветру, точно выдержать курс на аэродром, идти на высоте, снижение начинать за 100–150 километров, не доходя линии фронта, обороты и ПК наивыгоднейшие, скорость по прибору 220 км/час. Все идет хорошо, моторы поют, настроение бодрое. Просто красота!

— Васек (штурман Чичерин), ориентировку. Все теперь зависит от тебя!

Холодно, не помогает и электрокомбинезон. Время идет. Чичерин говорит:

— Снесло вправо, в район Харькова, можно снижаться, ориентировка детальная.

Убрал обороты двигателям и начал снижение. Видна линия фронта.

— Стрелку и радисту — усилить наблюдение за воздухом.

Идем, высота небольшая. И тут самолет тряхнуло с правой стороны. Правый двигатель остановился. Радист говорит:

— Пахнет бензином!

Прошли немного на одном двигателе, и он начал барахлить. Бензина мало. Даю команду:

— Садимся на „живот“. Отстегнуться, снять парашют, быть готовым ко всему.

Темно, смотрю, куда сесть. Крутом земля черная, в одном месте белая широкая длинная полоса. Решил садиться на нее. Делаю разворот. В голове мысль — баки пустые, взорвемся. Включаю противопожарную систему. Выключаю двигатель. Колпак открыт. Вот и земля! Застонал, заскрипел наш Ил. Приземлились. Когда ползли на „животе“, где-то на толчке я сильно ударился ногой о педаль. Мы со штурманом быстро выскочили из кабин.

Кругом тихо… Баки пробиты. Вытекают остатки бензина. Обошли вокруг самолета, радиста и стрелка нет. Подхожу к кабине, вижу — они оба ринулись вылезать через верхнюю турель и застряли. Наконец, и они вылезли. Теперь на земле нас четверо. Определяемся. Сели на берегу реки, на правом берегу деревня, света нет, лают собаки. Впереди крутой берег. Если бы промазали двести-триста метров, то носом так и ткнулись бы в него. Решаем забрать бортовой паек, распустить один парашют, вымочив его в бензине, растянуть и поджечь. Пока мы это делали с радистом и стрелком, Чичерин пошел смотреть, куда нам идти. Вернулся и показал, в какую сторону пойдем. В том направлении и вытянули парашют. Подожгли его, и побежал огонь как по бикфордову шнуру к самолету… Мы побежали в укрытие. И тут взорвался наш самолет, к которому мы привыкли и на котором не раз штурмовали немцев на бреющем полете по дороге Орел — Тула. Прощай, наш друг! Стало кругом тихо.

Решаем из бортпайка взять шоколад и галеты, а остальное все выбросить. В пистолеты — по девять патронов, двигаться будем только ночью, а днем отдыхать. Я снял унты и забросил их в овраг, а надел сапоги, которые взял с собой. Пошли на восток. Стала болеть ушибленная нога, в горячке сначала не чувствовал. Хотя давно не ели, голода не было. Вышли на дорогу и втихомолку пошли по ней в неизвестность… Сколько прошли, не помню, но чувствовалось, что скоро будет деревня. Не доходя до деревни, наткнулись на патруль. Чичерин шарахнулся в сторону, а мы трое ускоренным шагом пошли дальше. Итак, нас осталось трое: Дмитриенко, Хицко и я. Искать в этой темноте Чичерина было бессмысленно. Мы уже определились, что находимся на занятой немцами территории. До деревни шли уже осторожно. Но вот дальше идти нет сил, надо отдохнуть. В деревне тихо. Постучались в окно одной хаты, хозяйка пугнула нас, чтобы по ночам не шлялись.

Смотрю, недалеко сарай для скота. Забрались на сеновал, зарылись в сено. Поспим немного, а там пойдем к линии фронта. Сон не идет, холодно. Но все же усталость берет свое. Только задремали, сквозь сон слышу разговор. Подъехали на подводах немцы и распрягают лошадей. Ребята тоже проснулись. Лежим тихо. Немцы распрягли лошадей и ушли в хату. Полежали немного, послушали, тихо, сено пахнет хорошо, лежать на нем мягко и тепло, но надо, пока не поздно, покидать это место. Слезли с сеновала и осторожно выбрались из деревни. Остаток ночи двигались на восток, к утру вышли к огромному полю, с которого была убрана пшеница, а снопы сложены в крестцы. Решили день провести в одном из них, отдохнуть и разведать окружающую местность. Разобрали снопы и забрались внутрь. Спали, очевидно, долго — усталость взяла свое. Поели галет и шоколаду — захотелось пить. Стали осматриваться — невдалеке проходит большой шлях, по нему движения нет, комья замерзшей земли, вдалеке стоят неубранные снопы, но вертикально. И вдруг эти снопы приподнялись вверх, затем пошли, а потом побежали, да прямо в нашу сторону, примерно штук сорок. Вот это „пироги“! Сидим и смотрим, что дальше будет. Бежать некуда. Все же нас трое, будем отстреливаться. Неужели, думаю, обнаружили нас. Но какой им смысл маскироваться, когда они могли нас и сонных взять. В голове путаница. Однако защищаться будем до последнего. Сидим, ждем. Не добегая до нас метров двухсот, снопы остановились, сошлись вместе. Солдаты сбросили с себя эту маскировку, построились и пошли в другую сторону. Мы вздохнули облегченно — еще раз пронесло…