Выше нас — одно море - Альберт Андреевич Беляев

имей в виду, я не дам развода. А ты еще отвечать будешь за развал семьи, за то, что у моряка увел…

— Ладно, отвечу где надо. А угрозы оставь при себе.

— Ну, попомни, Тимофей, попомни этот вечер и мои слезы… Я тебе никогда не прощу.

— Запомню. И прощения просить у тебя не буду.

Прямо из ресторана Тимофей поехал в городское отделение милиции. Но было уже поздно и никто не смог ему сообщить адреса Марины. Когда утром он опять прибежал в милицию, ему ответили, что Фурсова Марина в прописке не значится. Тогда Тимофей вспомнил, что Марина врач, и взял в городском справочном бюро адреса всех поликлиник и больниц города. «Обойду все, но найду», — думал он, просматривая длинный список адресов.

«Марина Фурсова — врач из Ленинграда, приехала недавно — не поступала ли к вам на работу?» — с надеждой обращался он в поликлиники и больницы города, пока не надоумил его один кадровик обратиться в горздрав. Но Фурсовой Марины в списках горздрава не значилось тоже.

— За последнее время принята на работу одна Марина из Ленинграда, — сказала ему женщина в горздраве, — ее фамилия Ковалева. Окончила Архангельский мединститут. Работает глазным врачом в поликлинике водников.

— Это она! — убежденно сказал Тимофей и побежал в поликлинику.

Он опоздал. Врач Ковалева уже закончила прием больных и ушла домой.

— Адрес!

— Что?

— Адрес! Где проживает врач Ковалева?

Главврач поликлиники с опаской покосился на этого странного моряка, но адрес все же назвал.

Тимофей выбежал из поликлиники, забыв поблагодарить главврача.

— «Улица Холодная, дом двадцать семь, квартира восемнадцать». Холодная… Где эта улица? Гражданка, где улица Холодная? Не знаете? Извините… Гражданин, где улица Холодная? Дедушка, где улица Холодная? Парень, где тут улица Холодная? Товарищ милиционер, помогите найти улицу Холодную!

— Садись на заднее сиденье, подвезу, как раз туда еду… Ну, вот и Холодная.

— Спасибо! Огромное спасибо!

— Ладно, чего там.

Вот он, дом двадцать семь. Вот подъезд… Первый этаж, второй, третий, четвертый, пятый… квартира восемнадцать. Коричневая дверь… синий почтовый ящик… Звонок… Ковалевой — два звонка… Тимофей перевел дыхание и позвонил. Мягко щелкнул замок, и дверь медленно открылась…

Марина стояла, смотрела на Тимофея и молчала. Руки ее медленно поднялись к вороту халатика и застыли.

— Марина, — выдохнул Тимофей и шагнул ей навстречу. Она судорожно вздохнула, и руки ее несмело обхватили шею Тимофея.

— Маринушка… Я только вчера ночью узнал, что ты здесь. Целый день бегал по поликлиникам города, искал тебя… И вот, нашел…

Он услышал ее тихий, прерывистый голос:

— Я уже две недели здесь, а ты все не идешь и не идешь… А я все ждала и ждала… — Она подняла голову, улыбнулась сквозь слезы, и Тимофей принялся целовать ее глаза, ее соленые щеки, мягкие, открытые губы…

— Тима, — слабо отбивалась она, — нас же увидят…

— Пусть видят… Пусть знают, что я люблю тебя, Марина, люблю, люблю.

— Сумасшедший, пойдем в комнату.

Мебели в ее комнате было мало — стол, три стула и в углу стояла раскладушка.

— Вот так я и живу пока, — смущенно сказала Марина.

Они сидели рядышком на стульях, и Тимофей держал ее руки в своих, бесконечно перебирая гибкие пальцы.

— Марина, Фурсов здесь. Я вчера виделся с ним.

Тимофей почувствовал, как вздрогнула Марина.

— Он рассказал мне все.

— Зачем он приехал?

— Уговаривал меня отказаться от тебя, пытался на чувстве морского товарищества сыграть и прочее… Говорил, что любит тебя и что не позволит мне разрушать семью. Говорил, что и ты любила его.

— Я была глупой. Он был добрый и ласковый со мной, он мне нравился… До того, как увидела тебя. Знаешь, когда я тебя увидела — у меня сердце захолонуло. Но ты был такой неприступный, такой гордый… А потом, та встреча в сквере у театра… Я помню весь наш разговор, я повторяла его тысячу раз… и курить бросила, ни разу сигарету не брала. Я уже тогда поняла, что не люблю я Алешку… И если бы еще раз я встретилась с тобой, если бы ты… если бы ты хоть намеком дал мне понять тогда… А тут Фурсов словно понял что-то, заторопил со свадьбой… И ты уехал. Я смалодушничала, не посмела отказать ему и… отказала себе. Вот так и случилось страшное — я вышла за него замуж… Ох, если бы можно было вернуться в прошлое!

Марина закрыла лицо руками, тихо и горько заплакала, медленно качаясь из стороны в сторону. Тимофей смотрел на ее вздрагивающие плечи, на ее поникшую фигуру, и слезы ее острой болью отзывались в его душе.

Он молча обнял ее. Она приникла к нему и затихла. В наступившей тишине отчетливо стучал маленький будильник на столе.

— Это я во всем виноват, — произнес наконец Тимофей. — Я должен был догадаться.

Марина высвободилась из его рук.

— Не смотри на меня, я сейчас такая зареванная… Давно собиралась отреветься. — Она улыбнулась и сказала: — Ты не представляешь, как мне легко сейчас… Я расскажу тебе, как я жила в Ленинграде. Работать он мне не разрешил. И все тряпки привозил. И ковры. А придет из рейса — вечеринки обязательные. И все заставлял меня наряжаться, таскал по приятелям. Другие завидовали мне. А я не могла больше выносить такой жизни. И чем больше думала о тебе, тем противнее становился мне Фурсов и вся моя жизнь с ним… И я решилась… Брошу, думаю, все, не нужны мне ни тряпки, ни деньги, ни Ленинград, уеду. Найду тебя или нет — мне было уже все равно. Я сама себе стала противна от такой пустой жизни. И поехала я в Мурманск. Нет, сначала написала в горздравотдел, спросила, дадут ли работу. Ответили сразу — дадим. И я ушла от Фурсова…

— А я вчера ночью пытался найти твой адрес.