Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Долгие сумерки путника - Абель Поссе

Долгие сумерки путника - Абель Поссе

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 53
Перейти на страницу:

Что за неистребимое проклятие движет людьми этой высокомерной конкистадорской «цивилизации»?

Я вернулся в каюту с тяжелым сердцем.

Вскоре они потребуют, чтобы их величали сеньорами, пожелают иметь слуг и рабов. Пожелают в качестве гнусной платы присвоить Америку. Они никогда не усомнятся в своем превосходстве.

В СВОИХ ЗАМЕТКАХ Я ПИШУ БОЛЬШЕ О ПОТАЕННОМ, ИНТИМНОМ. В связи с этим должен сказать, что испытал чувство глубокого смущения, заметив, что мой кинжал лежит между листами бумаги, предназначенными для воспоминаний. Я отложил его в сторону, чтобы толстый стальной клинок, слегка смазанный маслом против ржавчины, не запачкал непорочные страницы, куда я заношу свои воспоминания.

Клинок этот — из темной стали бискайских сталеплавильных мастерских. Вдоль него посередине глубокая канавка, чтобы в тело жертвы входил воздух, и если не угодишь точно в жизненный центр, входящий воздух попадает в сердце и вызывает смертельный спазм.

Разглядывая кинжал, чувствую, что оружие не ведает сомнений, оно зовет меня как сигнал тревоги. Оно более решительно, чем я.

Обнаженное оружие, предназначенное только для убийства, мне кажется, не имеет иной цели, кроме нравственной.

Я написал это со странным спокойствием. Есть час кинжала и час пера, они аккуратно разделены.

Лишь начнет темнеть, я иду на улицу, всегда в другом плаще или костюме, в какой-нибудь старой шляпе, и принимаюсь за слежку — за несколько дней я выяснил маршрут и привычки Мохамеда. Вернее, за несколько ночей — когда светло, я не могу следить за ним, думаю, тогда он и встречается с Лусиндой. Возможно, он еще не затянул ее в свою сутенерскую ночную жизнь.

Но я вмешаюсь до того.

Я должен разобраться, не превратила ли меня страсть в ослепленного преступника. Вчера пошел в собор и стал на колени в самом темном углу нефа, где во времена моего детства были скамеечки для молитв нашей семьи.

Мне показалось, что я слышу чистейший голос моей души. Мое намерение вполне справедливо — я освобожу Лусинду от жестокого унижения и избавлю от ослепления страстью.

Исподтишка я достал кинжал и окунул его в чашу со святой водой.

Я знал, что Лусинда, словно пробудившись от чар, благословит меня со временем, как строгого отца.

Я избежал следующего (неизбежного) кораблекрушения, решив идти от залива Санта-Каталина в Асунсьон по суше. Многие сочли это безумием, но для меня это было главным испытанием — оно должно было показать преимущество моего метода обращения со свирепыми тупи-гуарани, которые господствуют на равнинах и в недоступной сельве.

Я сумел преодолеть опасные рифы добрых советов, полученных от боцманов и капитанов. Мы нашли несколько человек, сумевших выжить, одолев голод и одиночество в Буэнос-Айресе, и двух священников, обосновавшихся на этом чудесном берегу, обзаведясь набожными индеаночками. Они указали нам морские пути и возможную дорогу по суше, чтобы добраться до города Асунсьона, стоящего недалеко от слияния великих рек.

Я приказал Эстопиньяну Кабеса де Вака вести флот по Ла-Плате, этому пресному морю, чтобы помочь Буэнос-Айресу, а оттуда подняться по реке Паране, чтобы нам воссоединиться в Асунсьоне.

Основную часть отряда я взялся провести по суше.

Я знал, что предыдущий правитель этих областей Айолас был убит индейцами. Знал, и мне подтвердили то, о чем было известно в Севилье и при толедском дворе — в тех местах царят разложение и анархия. Их называли Раем Магомета. Два священника были показательным примером того, какова ситуация в «Раю».

Я распорядился нести штандарт с головой коровы (а не с королевским гербом) и, к удивлению моих капитанов и отряда, приказал беречь порох и идти с незаряженными мушкетами. С индейцами, которых мы встретим, говорить буду один я. И мы отправились — триста человек и двадцать шесть лошадей, нам предстояло пройти более пятисот лиг в неизвестном нам мире.

Мы дошли до первых селений мирных индейцев, еще неведомых Европе. Индейцы толпились вокруг лошадей. Они пугались, когда всадник спешивался, ожидая, что животное вот-вот умрет, распавшись на две части, — они предполагали, что перед ними нечто вроде кентавров!

To были люди касиков Анири и Токангасу. Я подарил им вопреки протестам моих офицеров ножницы, ножи, зеркала, крючки, заставив моих людей терпеливо объяснять им, как обращаться с этими предметами. Лекарям я приказал оказать помощь больным. Я запретил требовать от индейцев каких-либо физических услуг. Я знал, что в этих первых селениях надо действовать сугубо осторожно. Все зависело от тактичного обращения на этом этапе. Действительно, из интереса к нашим подаркам или просто из дружеского чувства, они сопровождали нас, пока мы углублялись в непроходимую сельву. Чтобы могли пройти люди и лошади, приходилось день за днем прорубать туннель в чащобе. И даже тогда я не разрешил, чтобы с индейцами обращались как с рабами, заставляя делать нашу работу.

Таким способом мы добрались до первых бохио недружелюбных гуарани, уже хорошо знакомых с цивилизацией. Их мы успокаивали своей безоружностью и ублажали подарками, еще остававшимися в наших сумках. Уговаривали не бояться лошадей. Забавно, что они в ответ протягивали орехи и мед, которые многие лошади, к нашему изумлению, охотно ели. А нам они великодушно отплатили рецептом приготовления жареных червей, которые водятся в сахарном тростнике и почитаются за лакомство.

В одном селении мы наблюдали настоящую битву, с применением военных хитростей, между семейством пекари[97]и семейством обезьян за обладание несколькими деревьями с шишками. Видели птиц невероятной окраски, орхидеи, неслышно поющие ночью, черных пантер, наблюдающих за пришельцами горящими как угли глазами; семьи пестрых тигров, дремлющих в развилках деревьев и нападающих на людей только в пустыне и в случае крайней необходимости.

Мы сражались с затаившимися вампирами и с мохнатыми пауками величиной больше ладони португальского крестьянина.

Теперь, имея богатый опыт, я могу сказать, что мир диких животных — это мир жизненной необходимости. Наш мир, мир людей, иной, нами движет жажда излишеств, страх перед будущим, страсть накопления.

Именно в этой сельве я постиг, что наши желания чрезмерны.

В каком-то смысле можно сказать, что мы шли по исконному Земному Раю.

Змеем-искусителем был не кто иной, как эта длинная вереница солдат в кирасах, проклинавших судьбу за то, что им приходилось воевать с колючими ветвями и мириадами москитов и слепней.

Мы преодолевали большие лагуны, сооружая мосты из стволов. После долгого пути по сельве мы снова вышли на слегка холмистую равнину под бескрайним небом. Добрались до больших рек и сподобились увидеть явление вселенского Бога в том невероятном водопаде на Игуасу, о чем я уже писал.

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 53
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?