Дело Галины Брежневой. Бриллианты для принцессы - Евгений Додолев

Поговорка эта, между прочим, отнюдь не отечественная. Вполне глобального масштаба. Плутарх в «Изречениях царей и полководцев» приписал великому Юлию эту сентенцию: «Говорят, что, когда Цезарь перешел через Альпы и проходил мимо бедного городка с крайне немногочисленным варварским населением, его приятели в шутку спросили со смехом: «Неужели и здесь есть соревнование в почестях, спор из-за первенства, раздоры среди знати?» — «Что касается меня, — ответил им Цезарь, — то я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме».

Но наши погононосные ни разу не цезари, очевидно. И это существенно отличает служивых нынешней эпохи от советских. Зато роднит с американскими. Сейчас наши, так же как и заокеанские, заинтересованы в стабильности (западного) рынка и надеются на мощь US-Рима, Империи Добра, в престижных колледжах которой получают образование их наследники, ибо родители уповают на грядущее «воссоединение семей». И шанс получить дивное гражданство. Поэтому все рассуждения о том, что современный российский чиновник — это всего лишь оттюнингованный бюрократ брежневского образца, — не катят. Нет. Для тех благополучие их потомства тождественно было процветанию Родины, которую они по-своему любили. А сейчас Отчизну если и привечают, то как дойную корову. Которую рано или поздно надо будет пустить под нож. Когда молоко-нефть иссякнет.

И наверх у нас — навстречу вечному огню материального благополучия — по всем шатким пожарным лестницам криминала ползут лишь те, кто не ценит того, что всегда восхищало в российских ментальных просторах иноземцев, — здоровый по… изм, умение довольствоваться малым и даром, пользуясь образом Фердинанда де Соссюра, «говорить с Богом напрямую». Иностранцы, надо отдать им должное, понимают все это лучше, чем мы сами. Поэтому страну (две трети которой даже телевизор не смотрят.) в целом побаиваются, а ее «вершкам», сильно отличающимся от «корешков», постоянно дают по носу для острастки: хотите тусить в Метрополисе, извольте играть по нашим правилам. Похоже, этот метод колонизации окажется самым эффективным и безболезненным из придуманных человечеством. Потому что стать невъездным в западный мир — это и есть полный крах для любого российского нувориша. В погонах или без.

10 сентября 1982 года. 14 часов 30 минут.

Сразу после перестрелки на Кутузовском по указанию Андропова была прервана связь с внешним миром. Все международные рейсы из Шереметьево отменены из-за — официально! — розы ветров.

Оперативно была выведена из строя компьютерная система французского производства, регулировавшая телефонную связь между «совком» и зарубежьем. Система закупалась накануне Олимпиады-80, и сам факт закупки Кремлем дублирующей телефонной системы стал суперрекламой. Стало быть, огласка странной «поломки» могла служить столь же эффективной антирекламой. Но дело было улажено: грамотная деза слита и залитована западными СМИ. Так или иначе, но КГБ в те годы энергично и, главное, вполне эффективно дирижировал западной прессой и поэтому умело замял «телефонный скандал».

Поскольку наивные западные журналисты (особенно аккредитованные в Москве) болезненно реагируют на правду о завуалированном контроле над своей деятельностью, воспроизвожу свое давнишнее блиц-интервью с генералом Калугиным.

— Каков механизм таких провокаций?

— Маленькая газетенка, которую никто не знает (во Франции, в Индии или Японии), газета, которая субсидируется КГБ, публикует заметочку, изготовленную в КГБ или в международном отделе ЦК КПСС. После этого ТАСС, наше официальное телеграфное агентство, эту статейку, которую никто бы и не заметил, распространяет по всему миру. Таким образом, она становится уже материалом, имеющим международное значение. Есть и другие приемы. Вот пример. В апреле 1991 года Крючков подписал у Горбачева документ, согласно которому на меня должны быть собраны любые материалы компрометирующего характера. Для того чтобы меня арестовать и осудить, как агента американской разведки! В одном документе по моему делу написано, в частности: «…взять в глубокую разработку Калугина, как человека, наносящего серьезный ущерб вопросам безопасности и взаимоотношениям между СССР и другими государствами». И дальше — «доложено Горбачеву, согласие его имеется. Крючков».

— Вы как-то заметили, что «Шпигель» использовался Комитетом для прокачки своих акций. Ваше заявление какое-нибудь развитие получило? Немцы прореагировали как-нибудь?

— Я им предложил со мной встретиться в Германии. Давайте, говорю, в Берлине встретимся. Но никто из них в Берлине не появился, хотя меня там снимало Центральное телевидение Германии (мы гуляли с Колби по парку, и нас там все время снимали). Я могу сказать, что в ФРГ не было ни одной структуры мало-мальски серьезной, в которой бы не было наших агентов. Начиная с офиса канцлера и кончая военным министерством. И если бы обошли «Шпигель», я бы на их месте просто обиделся. Это раз. Во-вторых, лучше всего об этом знают разведчики «Штази», потому что в 70-х годах у них была агентура на довольно крупном уровне.

— Какова задача агентуры, внедренной в «Шпигель»?

— Во-первых, получать через них информацию о политических проблемах и тенденциях в стране. Во-вторых, есть возможность размещать свои материалы в журнале, потому что, если публикует «Правда» — одно отношение, если «Шпигель» — совсем другое. КГБ в Москве обхаживал многих иностранных журналистов. Всех! «Шпигель», «Тайм», «Ньюсуик» и т. д. Другое дело, не со всеми получалось. Любой журналист, работающий в Москве, вынужден поддерживать какие-то отношения с властью, иначе власть не даст ему возможность получить интересное интервью, поехать в закрытый район. Если он хочет получить эксклюзивную информацию, он должен тоже что-то дать взамен. Это нормальный процесс: «Ты мне — я тебе». К «Шпигелю» неоднократно подбирались (в этом смысле). Необязательно при этом быть агентом, совершенно нет, просто надо быть в таких взаимоотношениях, когда тебя могут использовать для помещения выгодной государству информации. Или дезинформации, чем наш КГБ всю жизнь и занимался.

30 июня Галины Брежневой не стало. На рай она не заработала. Но ад она видела здесь, в психиатрической больнице № 2 имени Олега Кебрикова. Ее похоронили на Новодевичьем, рядом с матерью, Викторией Петровной. В газетах некролога не напечатали. Единственным журналистом, приехавшим 30 июня 1998 года в деревню Добрыниха, где расположена клиника, стал фоторепортер «Экспресс-газеты» Паата Арчвадзе.

Диагноз: цирроз печени. Хотя ее дочь Виктория прокомментировала иначе:

— Умерла от воспаления легких и сердечной недостаточности. Организм ее был так ослаблен алкоголем, что восстановиться уже не мог. Она редко вставала с постели и мало двигалась. Вообще-то брежневская порода очень крепкая, а мама была вся в Леонида Ильича. И если бы не ее страсть к спиртному, то прожила бы сто лет. Она пила десятки лет без перерыва. У нее живого места внутри не было. Про голову я уж молчу. Если она была не в состоянии с кем-либо общаться, я ограничивалась беседой с врачом.