Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы - Юлия Кантор

«Алкснис (заместитель наркома обороны, член Военного Совета. – Ю. К.): Товарищи, размеры контрреволюционного военно-политического заговора в Наркомате Обороны и в Красной Армии, по-моему, превзошли размеры других наркоматов, по крайней мере, по количеству ответственных людей, участвующих в этом заговоре. Тов. Сталин в своем выступлении со всей полнотой и честностью сказал о причинах и предпосылках того, как и почему могло случиться, что этот заговор не был вскрыт в зародыше, что этот заговор не был вскрыт и разоблачен политработниками и командирами-большевиками нашей Р.К.К.А… Если со всей прямотой говорить, то сигналы были, и довольно много было сигналов. Однако мы этим признакам, явлениям, сигналам из-за потери остроты своего политического чутья не придавали достаточного значения и не пытались раскрыть существо дела. Я… прямо заявляю, я знал, что существует группировка Тухачевского, видел это, чувствовал ее. Видел, что если эта группировка какие-нибудь организационные мероприятия проводит, если Тухачевский что-нибудь сказал, то из Белоруссии и с Украины сразу выдвигают те же самые мероприятия и попытайся тогда противодействовать, по шее получишь… Но вот чего я не предполагал, это то, что это политическая группировка, что эта группировка имеет определенные политические цели…

Буденный: Не политическая, а шпионская группировка.

Алкснис: Да, именно шпионская»[357].

Единство действий военных, подчиняющихся приказам первого заместителя наркома обороны Тухачевского, квалифицируется как «шпионская группировка». Далее в патологическом страхе быть заподозренными в близости с «врагами народа» участники трагифарса приводят аргументы «шпионской деятельности» и одновременно – дистанцированности от нее.

«Алкснис: Почему не предполагал? Не было классового чутья… Я прямо заявляю, Тухачевский пытался меня несколько раз пригласить себе на квартиру. Я не ходил… Я к этой группировке никогда не примыкал…Тут я не хочу сказать, что Воздушный Флот в этом отношении огражден… Пока в Воздушном флоте мало вскрыто.

Блюхер: Это потому, что мало копаетесь.

Алкснис: Совершенно верно.

Блюхер: Успокоение еще продолжается.

Алкснис: Нет, успокоения нет. Я как раз заявляю, не может быть, чтобы в Воздушный Флот не пытались проникнуть. Не может этого быть. Я думаю, что и в Центральном аппарате, и в округах есть в В. Ф. люди, которые еще не вскрыты и которых надо будет вскрыть и взять»[358].

Уже после трагической развязки «Дела военных» в июне 1937 г. участь репрессированных военачальников постигла и многих участников этого совещания. Но это – через год-полтора, когда они стали уже отработанным материалом, Сталину более не нужным. Сценарий и методы – абсолютно те же, без малейших вариаций. Вскоре дошла очередь и до участников этого заседания – Блюхера, Алксниса и других.

Блюхер[359] был подвергнут «обработке» во внутренней тюрьме НКВД СССР. Вместе с ним в камеру был помещен арестованный начальник Управления НКВД по Свердловской области Дмитриев. По заданию Берии он провоцировал Блюхера, склоняя его к самооговору[360]. Дмитриев отрабатывал задание с недюжинным рвением, надеясь, смягчить собственную участь. Разговоры в камере прослушивались. Расшифровки записей сохранились.

«26 октября 1938 г.:

Блюхер. Физическое воздействие… Фактически все болит. Вчера я разговаривал с Берия, очевидно, дальше будет разговор с народным комиссаром.

Агент. С Ежовым?

Блюхер. Да. Ой, не могу двигаться…

…Агент. Вопрос решен раньше. Решение было тогда, когда вас арестовали. Что было для того, чтобы вас арестовать? Большое количество показаний. Раз это было – нечего отрицать.

Блюхер. Я же не шпионил…

Агент. Вы не стройте из себя невиновного. Можно прийти и сказать, что я подтверждаю и заявляю, что это верно.

Блюхер. Меня никто не вербовал.

Агент. Как вас вербовали, вам скажут, когда завербовали, на какой почве завербовали. Вот это и есть прямая установка…

…Блюхер. Не входил я в состав организации. Нет, я не могу сказать… Агент… Что, вам нужно обязательно пройти камеру Лефортовской тюрьмы?»[361].

Он прошел камеру Лефортовской тюрьмы. Бывший начальник санчасти Лефортовской тюрьмы НКВД ССР Розенблюм в 1956 г. сообщила в КГБ, что в конце 1938 г. она оказывала медицинскую помощь находившемуся под стражей Блюхеру. «На лице Блюхера имелись кровоподтеки, около глаза был огромный синяк». По заявлению Розенблюм, «удар по лицу был настолько сильным, что в результате этого образовалось кровоизлияние в склеру глаза и склера глаза была переполнена кровью»[362]. После этого на следствии Блюхер «сознался», что являлся активным участником право-троцкистской контрреволюционной организации с 1930 г., участником антисоветского военно-фашистского заговора и шпионом[363]. А 9 ноября 1938 г., находясь во Внутренней тюрьме НКВД СССР, умер от закупорки легочных артерий тромбом (после чего был кремирован), в связи с чем дело на него по постановлению НКВД СССР от 11 ноября 1938 г. было прекращено. Но это будет год с небольшим спустя, а пока «Дело военных» 1937 г. близилось к развязке. 4 июня 1937 г. Ворошилов в присутствии Сталина занялся самобичеванием: «…Самое скверное, самое тяжелое из всего того, что здесь имеет место, это то, что мы сами, в первую очередь, я расставляли этих людей, сами назначали, сами перемещали. Я лично объяснял себе (что. – Ю. К.) весь этот процесс формирования подлых преступных элементов, бывших в составе начальствующего состава произошел потому, что мы, будучи не только ослепленными успехами, не только людьми, у которых постепенно изо дня в день притуплялось политическое чутье… забыли работу над собой и над подчиненными нам людьми, как коммунисты»[364].

Сталин давал практические рекомендации по стратегии подготовки общественного мнения и по тестированию военной вертикали.

«Я… собрал бы высший состав и им подробно доложил. А потом тоже я, в моем присутствии, собрал бы командный состав пониже… чтобы они поняли, что враг затесался в нашу армию, он хотел подорвать нашу мощь, что это наемные люди наших врагов японцев и немцев. Мы очищаем нашу армию от них… Это даст возможность и изучить людей»[365].

Еще идет следствие, а в приказе наркома обороны от 7 июня уже звучит приговор – он уже существует, но пока не объявлен. В день окончания следствия по делу о военном заговоре – 9 июня 1937 г. Генеральный прокурор Вышинский два раза был принят Сталиным. Вторая беседа, состоявшаяся в 22 часа 45 минут, проходила в присутствии Молотова и Ежова[366]. В тот же день Вышинский подписал обвинительное заключение по делу.

10 июня 1937 г. состоялся чрезвычайный пленум Верховного суда СССР, заслушавший сообщение Вышинского о деле по обвинению Тухачевского и других. Пленум постановил для его рассмотрения образовать Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР. В его состав были введены председатель военной коллегии Верховного суда СССР В. В. Ульрих, заместитель наркома обороны Я. И. Алкснис, командующий Дальневосточной армией В. К. Блюхер, командующий Московским военным округом С. М. Буденный, начальник Генштаба РККА Б. М. Шапошников, командующий Белорусским военным округом И. П. Белов, командующий Ленинградским военным округом П. Е. Дыбенко и командующий Северо-Кавказским военным округом Н. Д. Каширин. Инициатива создания специального военного суда для рассмотрения «Дела военных» и привлечения в состав суда известных военных руководителей принадлежала Сталину. Выбор был не случаен, все они были протестированы Сталиным на «верность» – как участники Военного совета.