Идолы - Маргарет Штоль

Возвращаясь к аналогии с инструментом: если дитя может играть эмоциональную ноту так громко, так отчетливо, так чисто, оно должно бы повлиять на всех

в пределах ближайшего окружения. Они должны бы ответить такой же вибрацией, почему бы и нет?

Безусловно, эта гипотеза стоит того, чтобы ее проверить.

Выйдя, ни один из нас не отходит от дверной занавески больше чем на пару шагов – никто не желает упустить то, что произойдет дальше.

Я прижимаюсь к одной стене, Тима – к другой. Лукас и Ро стоят между нами, перед колышущейся тканью, и все мы вытягиваем шеи, ловя слова, что доносятся из комнаты.

Не издаем ни звука.

– В чем дело? Мыло кончилось или что? – Внезапно возникший перед нами Фортис хватает Ро за ухо.

– О! – протестующе вскрикивает Ро.

Но толку в том нет. Через несколько минут за нами захлопывается дверь студенческого жилища, и мы даже не успеваем перекинуться по дороге словечком.

Ванны на самом деле представляют просто старые деревянные бочки, выстроенные в ряд и разделенные пестрыми поношенными занавесками.

– Раздеваемся! – бодро кричит Ро.

– Моемся! – отвечает Тима.

– А ты не шутишь? – хохочет Ро.

– А ты воняешь, – безмятежно откликается Тима.

Лукас молчит. Скорее всего, уже погрузился в воду с головой, просто затем, чтобы не слышать Ро. Мне бы тоже хотелось отключиться от всего этого.

Но я не могу.

Однако вода горячая, и я, прислонившись затылком к грубому деревянному краю «ванны», пытаюсь вспомнить, когда в последний раз была чистой.

До посадки на корабль.

До того, как началась атака на Идиллию.

До того, как умер Епископ и вернулся Фортис.

Эта мысль заставляет меня с плеском выпрямиться.

– Дол? Ты в порядке?

– Конечно. Да. Все нормально.

Я снова откидываюсь, закрываю глаза и тянусь мыслью наружу. Нащупываю дорогу мимо нас четверых и возвращаюсь в школьное помещение. По всплеску хаотического внутреннего шума я знаю, когда приближаюсь… а потом внезапно вижу их.

Картинка никогда не бывала настолько отчетливой.

Лицом к лицу – Фортис и Биби. Между ними – только чайник.

Я вижу их с безупречной ясностью… и это нечто новое для меня. Как будто я стою прямо там, в комнате.

– Тебе незачем было тащить их сюда. – Голос Биби гремит, хоть он и старается сдерживаться.

– А почему нет? Твой собственный малыш там, в классе, только что сказал, что вы нас ждали. И я знаю, что слава нас опередила. – Фортис выглядит самодовольным.

– Конечно, колонисты ни о чем другом не говорят после вашего фокуса в Хоуле. Слухи распространяются как чума. В том числе и как приятно было бы твое возвращение. – Лицо Биби налито кровью.

– Почему ты не рад меня видеть, Уильям? Разве ты не хочешь, чтобы я тебя освободил? – Голос Фортиса звучит странно, он как будто насмехается над монахом.

– Нет. Я хочу, чтобы мое сердце продолжало биться, а голова оставалась на плечах, так что большое спасибо. Вернее, неспасибо тебе.

Фортис говорит укоризненно:

– Для монаха ты не слишком-то гостеприимен, Бибс. В особенности если учесть, что они просто дети. Дети, которые проделали долгий путь, чтобы оказаться здесь. – Фортис щелкает языком, и это звучит как насмешливая брань.

– С каких это пор ты изображаешь нянюшку, Фортис?

– Ну, вряд ли я нянюшка. Скорее родитель, если хорошо подумать. Как и ты. В конце концов, мы были там, когда осуществились планы. Ты, я, Янг, Эла.

Мое сердце отчаянно колотится. Я хватаюсь за края бочки, сосредоточиваясь на том, что слышу. И крепче зажмуриваю глаза.

Мне просто ничего другого не остается, кроме как слушать.

Следует долгое молчание.

Я вдруг осознаю, что сдерживаю дыхание. Потому что речь о нас. Они говорят о нас. О том, что осуществился план по нашему созданию. Я помню разговоры там, в Санта-Каталине, открытие, что мы родились не как обычные дети…

Что мы были созданы искусственно.

Сооружены, изготовлены.

Сотворены заранее, в ожидании прибытия Лордов, как будто имели непосредственное отношение ко всему этому…

Я могла бы выбросить сейчас из своего сознания этих двоих, но я слышу их спокойные деловитые голоса, и от этого у меня болит сердце…

– Нет, – говорит Биби. – Не может быть. Не те дети. Ты же не это хочешь сказать?

– Это.

– Невозможно. Проект «Человечество» не имел успеха. Жизнеспособных образцов не получилось.

– И все-таки они здесь. Четверо Детей Икон во плоти.

Я крепче прижимаюсь плечом к краю бочки.

Фортис продолжает:

– Я просто ищу небольшой помощи у старого друга. Или у семьи, можно сказать.

Он снова говорит, будто поддразнивает, но я знаю, что это не так. Фортис предельно серьезен.

В голосе Биби звучит недоверие.

– Если то, что ты говоришь, правда, то они не просто дети. Только не дети. Я не знаю, что они такое. – Он вдруг понижает голос, и мне приходится напрячься, чтобы расслышать. – До меня доходили слухи, да. О том, что случилось в Хоуле. Только я в это не верил. Просто не позволял себе действительно поверить в то, что Икона в Хоуле разрушена. Я бы не сумел принять то, что это означает… если это сделали они. – Биби качает головой. – Невообразимо. Та сила, которой они обладают. Те вещи, которые мы создали.

Вещи.

Вот что такое мы.

– Я же был там, в Хоуле, – злорадно говорит Фортис, он как будто наслаждается каждым мгновением, впитывает реакцию Биби. – Мы это сделали. Это более чем вообразимо и стоит того, чтобы верить. Так что поверь.

Следует настолько долгая пауза, что я думаю, разговор окончен… но потом слышу протяжный вздох. Я сосредоточиваюсь сильнее, проталкиваюсь сквозь пространство – и наконец снова вижу лицо.

Это Биби.

– Хорошо. Они могут здесь оставаться столько, сколько захотят. Но не ты, мерк.

– Ну, Уильям! Я уже начинаю думать, что тебе хочется сделать вид, будто мы и не работали в лаборатории бок о бок, а? В славные дни нашей юности?

– В то время я не догадывался, с какой крысой имею дело.

Так это ты крыса, Фортис?

Что же ты сделал?

Что ты делал и для кого ты это делал?