Черный квадрат - Михаил Липскеров

– Какой вины?! – заорал я и хватанул «анисовку» прямо из горла.

– А такой: из полкового залпа по китайско-эвенкийской флотилии только один выстрел достиг цели. Это была противотанковая ракета, выпущенная вами. И три эвенкийца слегка притонули. Почему я говорю «слегка»? Потому что через двенадцать лет они станут ядром эвенкийской организованной преступности в городе Сан-Франциско. Но это будет только через двенадцать лет. А тогда... эвенкийцы покатили на вас бочку.

– Да я первый раз в жизни вообще стрелял!!! – заорал я.

– Ну, новичкам всегда везет... Все поняли?

– Ничего я не понял!!! Ничего. Кто такая Лолита, кто такой полковник князь Баран-Заблудовский?

– А Лолита, сударь мой, это невеста ваша была. Любили вы ее страстно. До полного помрачения чувств. Настолько полного, что даже забыли об этом. А впрочем, причины вашей забывчивости могут быть иного рода. А князь Баран-Заблудовский – комендант Запендюринского гарнизона, которому вы в момент нахождения на гарнизонной гауптвахте, куда вы попали почти сразу после помолвки с Лолитой и предсвадебного шопинга по окрестным сельпо, который вы совершали на одолженном в соседнем танковом полке танке Т-80, сбив на железнодорожном переезде дизельный вагон, за что и загремели на гауптвахту, а уж отпив контрабандной перцовки, и проиграли Лолиту в крестики-нолики, в которые играли, чтобы скрасить пребывание на гауптвахте.

– А что делал на гарнизонной гауптвахте полковник князь Баран-Заблудовский?

– Что делают на гауптвахте? Сидел.

Я чувствовал, что окончательно схожу с ума.

– За что?

– А он сам приказал, чтобы его посадили. Чтобы выйти из запоя...

– А откуда перцовка?

– А их сиятельство с собой прихватили. Чтобы, значит, выходить из запоя с толком, чувством и расстановкой. Тут-то вы и слили Лолиту.

И все осветилось!

Я вспомнил это очарование – семнадцатилетнюю девочку и ее папеньку, корнета в отставке Пелагея Павловича, бывшего офицера нашего полка. Он привел Лолиту на ее первый бал в честь Международного женского дня три недели назад. Я тогда находился в завязке по случаю отравления клеем БФ, а посему был хорош в хорошем смысле этого слова, и свеж, так же хорош и свеж, как хороши и свежи были розы. Одну из них я подарил Лолите. Мы сбежали с бала. Порознь. Чтобы грязные полковые языки не трепали ее имя.

В вечерний час под липами густыми мы встретились на берегу пруда. Как будто никогда друг друга мы не знали и не встречались никогда.

Старинный вальс играл в беседке над рекой, о, как мы танцевали тогда с тобой, шутили до рассвета, смеялись до утра, и кажется, что это было вчера.

Я ее сразу назвал Лолитой. Каждый раз это имя всплывает в моей одряхлевшей до поры памяти... Каждый раз... Но на сей раз я ее не упущу.

А потом была помолвка. Лолита смотрела на меня, как только и могли смотреть семнадцатилетние девочки из захудалых дворянских родов XIX века. А ее папенька Пелагей Павлович был счастлив и печален, выдавая свою единственную дочь, последнее утешение после безвременной кончины его дражайшей супруги Маркелы Денисовны от апоплексического удара после съеденного во время вечернего чая, именуемого у жителей Туманного Альбиона файф-о-клоком, что означает чай в пять часов, а в нашей богочтимой отчизне происходящего в любое время суток, потому что англосаксы, как представители морских держав, согласно геополитической теории немцев Хофмана, Хаусхофера и нашего Дугина, которого кто-то по непониманию мыслей, излагаемых Дугиным, назвал философом, а он, глупышка, в это поверил, завсегда стремятся напакостить нашей великой континентальной державе, а посему нам не указ в области времени питья вечернего чая, гусенка, фаршированного двумя фунтами крыжовенного варенья вместо традиционных и обрыдших яблок, которое варенье их семейный доктор земский врач Анастасия Ионович категорически запретил ей употреблять, согласно новейшей теории профессора Марии Иоганновича Темпельгофа, почерпнутой им из статьи в получаемом из Санкт-Петербурга с полугодовым опозданием медицинском журнале «Сглаз как наука», за артиллерийского поручика, сына хоть и небогатого, но потомственного столбового дворянина эстрадного конферансье Липскерова Федора Александровича Липскерова Михаила Федоровича, в недавнем прошлом также эстрадного конферансье. (Не забыть бы показать эту фразу Льву Николаевичу. Обрыдается от зависти старый пень.)

На помолвке я пригубил игристый напиток «Салют». Как не пригубить игристый напиток «Салют» на собственной помолвке? Нет, господа, это решительно невозможно. Это ведь не то чтобы рюмку чего настоящего, истинного, это же игристый напиток «Салют». Нет, господа, вы как хотите, но в данном случае я был прав. Это уж потом я был не прав, когда запил игристый напиток «Салют» стаканом чечено-ингушского коньяка без названия. Вот тут я, признаю, действительно был не прав. По жизни не прав. Что да, то да. А насчет глотка игристого напитка «Салют», тут уж увольте. В своем праве. А вот что было дальше, напрочь не помню. Испарилось из памяти. Вот совсем недавно было в ней, а сейчас – фьюить, сизым голубком, мелкой пташечкой...

Как выясняется, осветилось не все...

– А дальше, барин, была назначена свадьба, о которой вы забыли, как и обо всем прочем. А свадьба-то уже проплачена, церковь Блаженного Запендюры убрана хвоей, знаменами и первомайскими лозунгами, батюшка отец Агнесса заряжен и со всей округи съехались нищие, чтобы придать свадьбе соответствующий размах, а вас – нет как нет. Вот батюшка вашей Лолиты, чтобы не впасть в убытки, могущие в конец разорить его и без того сраное поместье, согласился выдать Лолиту за князя Баран-Заблудовского. Благо тот показал ему вашу маляву с отказом от Лолиты, предъявив в качестве доказательства двадцать два тетрадных листа с записями игр в крестики-нолики. А на этих листах были ваши отпечатки пальцев. К тому же князь посулил вашему несостоявшемуся тестю похлопотать о бесплатном протезе взамен потерянной в Кавказской войне ноги. А еще в качестве аванса за свадьбу вернул заныканные кем-то боевые за ту же Кавказскую войну. И вот свадьба через... – Хаванагила посмотрел на солнце, которого не было видно сквозь ночную метель, – через пятнадцать минут состоится.

По моим щекам покатились одинокие горючие слезы, оставляя в щетине щек выжженные дорожки. Опять я теряю свою Лолиту. Но стоп, нет... Я рыдать не стану, в дурь не закучу, я тебя достану, я тебя умчу. Припадешь устами, одуришь, как дым, в полынью с конями к черту полетим.

– Гони, Хаванагила, гони, милый!

Хаванагила раскрутил над головой кнут и стегнул коренного.

– Ты что, б...дь, совсем ох...ел? – изумился коренной.

Я прошу у читателей прощения за использование ненормативной лексикой, но куда уж тут, на х...й, денешься.

Хаванагила раскрутил кнут еще сильнее.

– Понял!!! – заорал коренной и крикнул пристяжным: – Давай, девки, а то за меринов замуж выдам.

И все рванули. Ой, как рванули кони, кони-звери, звери-кони, эх, черные да серый, черные да серый, черные да серый да медвежий мех.