Хрущев. Кремлевский реформатор - Энвер Ходжа

Необычно пишет о некоторых аспектах разведывательной работы Джозеф Конрад. Осмелюсь предположить, что польское происхождение Конрада объясняет его врожденную способность постигать тонкости тайной деятельности и шпионажа. Его отец был выслан, а два дяди казнены за участие в заговоре против русских. Поляки имеют большой опыт подпольной деятельности, такой же большой, как русские, и в значительной мере приобрели этот опыт благодаря длительному противодействию стремлению русских господствовать над ними.

В силу своего характера Конрад вряд ли мог написать шпионскую повесть, чтобы просто заинтриговать и поволновать читателя. Его интересовали моральные аспекты, человеческая подлость и спасительная добродетель людей. Конрад даже не придает большого значения внешней стороне вымышленных им шпионских историй, поскольку не эта сторона интересует его прежде всего, а сложность внутренних переживаний человека, действующего в качестве разведчика.

В литературе о разведке меня привлекают больше всего сочинения типа произведений Конрада, в которых рассматриваются мотивы действий шпиона, осведомителя, предателя. Среди тех, кто шпионил против своей страны, были люди, ставшие шпионами по идеологическим мотивам, любители тайных интриг, польстившиеся на деньги и запутавшиеся в расставленных для них сетях. В различные периоды преобладает тот или другой стимул, а иногда они выступают в сочетании. Клаус Фукс был типичным шпионом, действовавшим по идеологическим мотивам, Гай Берджес — шпион из любви к интригам, шведский полковник Стиг Веннерстром явно был продажным шпионом, а Вассел — типичный пример запутавшегося шпиона. И наконец, имеется литературный образ шпиона. Если нам доставляет удовольствие читать о нем, пускай он останется, хотя он — явная выдумка.

* * *

Отдельно следует сказать о неудачах в разведывательной работе. В 1938 году советский разведчик, тайно действовавший в Соединенных Штатах, отдал в чистку брюки, в одном из карманов которых находилась пачка документов, полученных от агента, работавшего в Управлении разведки ВМС. Так как документы мешали как следует отутюжить брюки, мастер вынул их — и в результате раскрылся один из самых вопиющих случаев советского шпионажа в Америке. Это был также один из самых ярких примеров небрежности со стороны подготовленного сотрудника разведки. Разведчик, по фамилии Горин, впоследствии был выдворен в СССР.

Случалось, что даже опытные агенты оставляли портфели в такси или поездах. Внезапный и необъяснимый приступ рассеянности может иногда овладеть даже хорошо подготовленным разведчиком. Однако виновником серьезных неудач обычно является не кадровый разведчик. Чаще они оказываются следствием произвольных или даже благонамеренных поступков людей, не причастных к разведке, которые не имеют представления, какие последствия могут иметь их действия. Они могут быть также результатом технических ошибок и случайностей.

Однажды благодушная домохозяйка заметила, что у ее очень занятого квартиранта начинают протираться подметки на выходных ботинках. Не спросив его разрешения, из самых добрых побуждений она отнесла их сапожнику. Тот предложил поставить также и новые набойки на каблуки, снял старые и обнаружил в каждом каблуке тайничок, где лежали полоски исписанной бумаги.

С одним из наиболее ценных моих немецких агентов во время работы в Швейцарии в ходе Второй мировой войны чуть не произошла серьезная неприятность лишь потому, что на подкладке шляпы стояли его инициалы. Как‑то вечером я ужинал с ним в моем доме в Берне. Кухарка обратила внимание на то, что мы говорим по‑немецки. Пока мы воздавали должное отличным блюдам, приготовленным ею, — роль повара она выполняла лучше, чем роль шпионки, — кухарка выскользнула из кухни, осмотрела шляпу моего агента и записала его инициалы. На следующий день она рассказала своему знакомому нацисту о том, что у меня был гость, судя по его речи — немец, и сообщила его инициалы.

Мой агент был представителем руководителя немецкой военной разведки адмирала Канариса в Цюрихе и часто посещал немецкую миссию в Берне. Когда он вновь появился там, пару дней спустя после нашего ужина, два руководящих работника миссии, знавшие уже о донесении кухарки, отвели его в сторону и обвинили в том, что он контактировал со мной. Агент не растерялся. Обращаясь к старшему, он строго заявил, что действительно обедал со мной, что я якобы являюсь одним из его основных источников разведывательной информации о союзниках и, если они когда‑нибудь и где‑нибудь упомянут об этом, он позаботится о том, чтобы их немедленно убрали с дипломатической службы. О его контактах со мной, добавил он, известно только адмиралу Канарису и высшим представителям немецкого правительства. Дипломаты смиренно извинились перед моим другом и, насколько мне известно, впоследствии помалкивали.

Мы извлекли из этого события для себя некоторые уроки. Я — что моя кухарка работает на немцев; мой немецкий агент — что он должен убрать инициалы со своей шляпы; и мы оба — что нападение — лучший способ защиты. И если агент А работает с агентом Б, иногда так и не узнаешь до самого Страшного суда, кто в конце концов и на кого работает. В данном случае, безусловно, все висело на волоске и только отчаянный блеф спас положение. К счастью, преданность моего агента вскоре получила подтверждение. Что же касается кухарки, то за свои занятия она в конце концов оказалась в швейцарской тюрьме.

* * *

Агентурная сеть коммуниста Зорге в Японии была раскрыта в 1942 году в результате действий, которые вовсе не были рассчитаны на достижение именно этой цели. Человек, который провалил группу, ничего не знал о Зорге и его организации.

В начале 1941 года японцы начали преследовать своих коммунистов, подозревая их в шпионаже в пользу СССР. Один из них, некий Ито Ритсу, никакого отношения к шпионажу не имевший, притворился, будто готов оказать содействие полиции. На допросе он указал на ряд лиц как на подозрительных, хотя в обшем‑то они и были таковыми. В частности, он назвал миссис Китабаяси, некогда состоявшую в коммунистической партии и порвавшую с ней, когда она жила в Соединенных Штатах. В 1936 году Китабаяси вернулась в Японию, и через некоторое время с ней установил связь другой японский коммунист, известный ей по Соединенным Штатам, — художник по имени Мияги, входивший в состав организации Зорге. Мияги раскрылся перед Китабаяси, хотя делать этого ему, видимо, не следовало, поскольку она, будучи преподавателем кройки и шитья, не могла иметь доступа к информации, представлявшей интерес для Зорге.

Ритсу ничего этого не знал. Он оговорил миссис Китабаяси, чтобы доставить ей неприятность за то, что она вышла из рядов коммунистов. Однако, когда полиция арестовала Китабаяси, та выдала Мияги. Мияги в свою очередь навел полицию на высокопоставленного агента Зорге — Одзаки, и так продолжалось до тех пор, пока не была разоблачена вся организация.

Безусловно, чем шире организация, чем больше в ней групп, и чем сложнее условия связи между отдельными членами, тем больше шансов, что она будет раскрыта. Однако многочисленная и активная сеть Зорге никогда не привлекала к себе внимания полиции. Офицеры полиции, допрашивавшие Китабаяси, были немало удивлены, когда перед ними звено за звеном раскрывалась структура одной из самых эффективных разведывательных организаций за всю историю спецслужб. Раскрытие этой организации было целиком результатом промаха, причем такого, которого невозможно было избежать, как бы тщательно ни были проработаны все элементы. Спасти могла разве что одна мера предосторожности, которой Советы зачастую пренебрегают: не использовать в разведывательных целях человека, который когда‑то был известен как член коммунистической партии.