Сказания Фелидии. Воины павшего феникса - Марина Маркелова

— Все боятся, — прозвучал короткий ответ.

— Ваш отец справится, вот увидите.

— Он сделает так, как должен, — прошептала Милара, глядя бессмысленно в сторону.

— Милара, скажите мне, последнее, — погружаясь во мглу, попросил Адрис, — вы нашли меня. Рядом должен был быть мальчик, лет восьми. Вы не видели его? Может, он выжил.

Милара напряженно промолчала.

— Он погиб, — ответил сам себе Адрис и обреченно закрыл глаза.

Боль и тошнота накатили одновременно. Осознание беспомощности давило удавкой. В забвении? спасение, незаслуженная щедрость.

Адрис летел в бездонную яму, а перед закрытыми глазами разбегались темно-красные кривоватые круги. Скоро он упадет, но не разобьется, а ступит на поле и увидит смерть в новом обличии. Худая женщина в рваном черном платье пройдет мимо, равнодушно собирая мертвых в холщевый мешок.

Полет Адриса почти завершился, когда сверху, как последнее послание из реального мира, донесся печальный и твердый голос Милары:

— Там был не один ребенок…

Аборн насторожился. Всего несколько часов назад весь город стонал и выл, как зверь в предсмертной судороге, потом злился, торопился, суетился, а теперь остановился. Замолчал. Приготовился.

Тишина расползлась по улицам, разбухла и забила собой весь Аборн вплоть до щелей. Покой спрятался где-то и стал недосягаем а на его место, рассыпая искры, ввалилось напряжение. Тяжелое и гнетущее, сжигающее разум, ожидание боя.

Под землей, в темных тюремных камерах, что теперь стали убежищем, матери крепко прижимали к сердцам перепуганных детей. Мужчины, те, что посчитали лучшим спрятаться от гнева Маниуса, поднимали полные тревоги глаза и гадали о происходящем над их головами. И считали время, которое, казалось, остановилось.

Линвард стоял в общем строю под стенами города и слышал лишь как играет безмятежный ветер. Этому природному повесе было все равно, до того, что творилось в человеческом мире. Он нашел себе забаву — раздувал парусом плащи воинов, гонял по ним волны, хлопал подолами. Эти негромкие звуки разбивали скопившуюся тишину, но не убавляли ее влияния.

Линвард поднял взгляд. Над стенами Аборна, величаво и надменно, бились в воздушных потоках флаги Фелидии. Ярко-красные, с узором из семи черных звезд, обрамленные золотой бахромой, они удивительно походили на перья сказочного феникса. Птицы, что умирая, сгорает, а из пепла возрождается.

Линвард еле заметно качнул головой, избавляясь от несвоевременных фантазий. Скоро на Аборн нападет армия Фелидии, а он, как и все воины города, что стоят рядом, должен будет их убивать. И чем больше, тем лучше. Не думать, что свои же. Не жалеть, не щадить. Потому что они тоже не пожалеют.

Мороз коснулся кожи, и дыхание на секунду перехватило. Вспомнилась Азея… Ушла ли она? Успела ли укрыться в подземельях? С детьми? С больной Эльдой? Эльда… ведь он, клялся, что будет заботиться о ней. Кому? Аллеру? Тому, кто меньше чем через час будет штурмовать Аборн. Война развела друзей по разные стороны и что делать теперь? Только молиться, чтобы не случилось убить друг друга.

Линвард огляделся, всмотрелся в тех, что стояли рядом. Странные выражения застыли на лицах защитников — смесь решительности и безнадежности. Каждый знал, что оборона Аборна лишь ненадолго отсрочит его падение, но не предотвратит. Чудес не бывает… Две сотни не одолеют тысяч. Они обречены … но никто не предавался панике. Пришло время держать клятву, а не тешить себя пустыми надеждами.

Между ровных рядов заструилось оживление, которого нельзя было не заметить. Воины резко, неожиданно выпрямили спины и вздернули головы, тоскливая задумчивость сменилась каменным равнодушием. Линвард и сам забыл на миг обо всех былых думах, когда увидел, как медленно перед общим строем, верхом на гнедом жеребце, выехал Таланий. Тяжелый взгляд, который скользнул по головам воинов. Глава остановил коня ровно напротив своего малого войска, вздохнул глубоко и громко, как рядовой, а не предводитель, заговорил:

— Защитники Аборна! Я знаю, в этот нелегкий час, в этом затишье перед бурей, что вы боитесь. Вам страшно, но не думайте, что кто-то сейчас будет вас за это корить. В страхе перед боем нет ничего постыдного. Только безумец не боится смерти и не трепещет перед ней. Безумцам все равно, им нет дела до того, что творится вокруг. Они не умеют чувствовать, страдать, переживать. Они не понимают и не принимают законов жизни. Среди вас таких нет! Каждый из стоящих передо мной в эту минуту — воин, не единожды доказавший преданность Аборну и его жителям. Кто-то усомнится в этом, кто-то скажет, что я преувеличиваю, но тогда я, с превелики удовольствием, ударю лгуну по лицу и заставлю просить прощения. Я ни на миг не сомневаюсь в вас, защитники, и, когда говорю: «Не надо бояться», я призываю не забыть обо всех чувствах, и превратится в сумасшедших. Я призываю вспомнить и приумножить в своих сердцах все, что наглядно покажет нашим врагам всю решительность воина Аборна. Всю его отвагу, смелость. Тогда, мои воины, вы не будете бояться смерти. Потому что после нее, в загробном мире вас встретят, как героев, не изменивших ни себе, ни своей стране, ни своему народу. Я призываю вас, стражи, вспомнить, чему вы клялись в верности и бросить все свои силы на спасение Аборна. Не домов, не даже Совета, а людей. Защитить тех, чью судьбу решили, не спросив. Страна — это люди! Всегда так было и будет! Так заступимся же за наших горожан, за всякого, кто сейчас надеется на нашу помощь. За веру, преданную врагом! За тех, кого избрал народ! За спокойную жизнь всех и каждого!

Пусть это будет наша последняя битва! Пускай… но наши имена останутся в памяти народа, как имена защитников Фелидии, верных клятвам героев! Вперед, защитники Аборна! За Аборн! За Фелидию! За Совет!

Дрожь воодушевления побежала по спинам защитников. Поблекли и стерлись сомнения, тревоги, тоска. Предстоящая бойня больше не пугала, а, скорее заводила, будоражила, раскаляла до рыжего янтаря сердца, наливала их красной яростью. Сдерживало лишь отсутствие приказа, но все как один, без команды или сигнала, вдруг раскрыли рты и громко, каждый, как мог, закричали:

— За Аборн! За Фелидию! За Совет!

Несколько раз, как подтверждение. Возгласы растаяли тоскливым эхом, а город откликнулся. Воинам вторили горожане — те, кто посчитал трусостью прятаться в древних катакомбах и остался с защитниками. Те, кто вооружился, чем попало, кто завалил ведущие к дворцу дороги, соорудил баррикады.

Горожане подхватывали возгласы, считая, что подбадривают своих защитников. Стражи же готовились к бою. Когда Таланий отдал приказ занять позиции — рассредоточились на стенах возле бойниц, перехватили луки, наложили нетерпеливые стрелы и приготовились.

Последний час мира истекал. Аборн ждал, а в холмах, готовая к штурму, в боевом порядке выстроилась армия Маниуса. Черные квадраты пехоты, ровные линии конницы, а перед этим полчищем, в военном мундире, верхом на белом коне, в окружении соратников и приверженцев — Маниус. Когда Таланий произносил перед стражами Аборна, предатель и освободитель подбадривал своих воинов. Он говорил, голос его эмоционально дрожал, а воины слушали, и негодование с примесью ненависти билась в их сознаниях. Они презирали Совет Семерых, забыли про страхи перед Богами, про невиновность жителей Аборна. Столица в их сознаниях обернулась оплотом зла, сосредоточением всех несчастий Фелидии, гнойной опухолью на теле страны, заслуживающей только выжигания каленым металлом. А защитники — паразитами, с которыми не церемониться надо, а выводить.