Подвиги Ахилла - Ирина Измайлова

Услыхав знакомые шаги мужа, Гекуба быстро обернулась и махнула рукой стоявшей позади ее кресла рабыне, приказывая той уйти. Потом встала и пошла навстречу Приаму.

— Да будет исполнен надежды твой день, царь, муж мой!

И тут же спросила совсем тихо:

— У тебя есть какие–то известия?

— Только одно, — отвечал царь, обнимая и нежно привлекая к себе жену — Ночью костры на равнине не загорелись, значит наш сын прожил эту ночь. А, значит, надежды еще больше. Он выздоравливает.

Гекуба со стоном опустилась назад, в свое кресло.

— Невыносимо! Невыносимо так ждать и ничего не делать! Это может помрачить рассудок!

И она порывисто сжала ладнями виски.

«Все та же! — подумал Приам, — Так же нетерпелива и так же сильна…»

Царице той весною исполнилось пятьдесят три года, она была на двадцать лет моложе своего мужа. Приаму, несмотря на все постигшие его в последние годы горести и лишения, всегда давали меньше его настоящих лет, но Гекуба, пожалуй, выглядела еще лучше: даже сейчас, после семи дней бессоницы, слез, отчаяния, она казалась женщиной лет сорока, величавой, полной сил и даже еще красивой. Она родила на свет восемнадцать детей и всех их сама выкормила, но ее стан остался стройным, а грудь высокой, хотя и утратившей пышность и свежесть. Лицо, в первые дни после поразившего ее горя бледное и окаменевшее, теперь, с пробуждением надежды, вновь окрасилось нежно–смуглым румянцем, в годы ее юности сводившим с ума всех мужчин, кто хоть раз ее видел. У царицы были карие глаза и каштановые, с золотым отливом волосы, в которые уже ворвалась седина, но их было слишком много, чтобы несколько седых прядок могли быть заметны в этой густой массе.

— Когда же ты встретишься с Ахиллом? — спросила царица мужа.

— Осталось четыре дня.

— Ах да, я знаю… Целых четыре дня! О, боги, боги!

Поймав тревожный взгляд царя, женщина тут же вновь встала, взяла его руки в свои и сказала, глядя ему прямо в глаза:

— Не бойся, я не выдам себя, не проговорюсь, не нарушу ничем твоих намерений, Приам. Ты знаешь меня. Если бы я только захотела… У меня ведь есть свои преданные рабы и воины, и я могла бы давно послать лазутчиков, начать искать. В конце концов, вблизи ахейского лагеря не так много мест, где Ахилл мог бы спрятать нашего сына. Но нет, не смотри с таким испугом: я знаю, что этого нельзя делать… Только скажи мне, во имя Аполлона, ты веришь Ахиллу? Ты веришь, что это — правда? И что Гектор действительно жив? А если…

— Нет! — почти резко перебил жену царь Трои — Ахилл мне не лгал, я это видел. Я слишком хорошо знаю людей, как и ты, моя прекрасная царица. И я ясно вижу, что этот человек не из тех, кому удается ложь. И для чего ему меня обманывать? Ему нет от этого никакой выгоды.

— Но, может быть, он хочет заманить тебя в ловушку?

Приам усмехнулся.

— Я и так был в его руках, когда пришел к нему один… И потом, поверь мне, жена моя, еще раз говорю: этот человек не коварен и не хитер. Хотя умен необычайно и не по летам многое понимает. Нет–нет, он меня не обманывает ни в чем. И его желание остановить войну тоже искреннее. А теперь взгляни–ка, что я получил сегодня еще до рассвета!

Он протянул Гекубе тонкую трубку свиного пергамента, и та, взяв ее, поспешно развернула. Пробежав глазами первые строки, она ахнула.

— Пентесилея! Царица амазонок!

Царь кивнул.

— И, как видишь, она пишет, что готова прислать отряд своих женщин–воинов на помощь Трое. Амазонки — большая сила.

— Кто привез письмо? — спросила царица, и ее тонкое выразительное лицо напряглось.

— Привезла амазонка, совсем юная — она добралась со стороны гор, к западным воротам. Я уже отправил с нею ответ.

Гекуба побледнела, потом ее лицо опять загорелось румянцем.

— И что ты ответил царице Пентесилее?

— Я ответил, — спокойно произнес Приам, — что сейчас нет ни малейшей надежды разбить ахейцев, даже и с помощью амазонок, потому что мы потеряли Гектора, и никто уже не сможет противостоять в бою богоравному Ахиллу. Еще я написал, что веду переговоры с Атридом Агамемноном, и мне ни в коем случае нельзя нарушать заключенного перемирия. Я поблагодарил могучую царицу и отказался от ее помощи, предложенной так великодушно.

Гекуба опустила голову, отошла к высокому квадратному окну и при свете залившей половину неба зари снова прочитала письмо.

— Она молода, но решительна и отважна, как львица… О ней ходят легенды. Приам, уверен ли ты, что поступил верно?

Он помрачнел.

— Не думай, что у меня не было искушения… Но об этом нельзя и помышлять. В наших руках жизнь Гектора, нашего Гектора, который значит для Трои больше, чем все ее сокровища, а для нас с тобою, Гекуба, больше, чем вся наша жизнь!

— Да.

Царица отвернулась, глядя в окно, и тут же еле слышно, будто разговаривая сама с собою, проговорила:

— Но если Ахилл хочет встретиться с тобою один на один, то и он может оказаться в нашей власти… Он сам сказал и показал тебе, что его неуязвимость — всего лишь легенда. А найти Гектора, как я уже сказала, было бы нетрудно.

Она не смотрела на мужа, потому что знала его слишком хорошо и предвидела, как он примет ее слова. У Приама редко бывали вспышки гнева, однако сейчас царица ждала одной из них. И удивилась, когда он, мягко взяв ее за плечи и повернув к себе, поцеловал в лоб и по–отечески ласково произнес:

— Вот этим и отличается женщина от мужчины. Все самое плохое, что рождают демоны в наших мыслях, мужчина таит ото всех и от самого себя, и от этого зло, проникшее в него, затаившись, растет и свивает гнездо в его душе. А женщина открыто высказывает самые страшные и безумные намерения, и тогда они вызывают стыд в мужчине, а потом и в ней самой, и их удается прогнать и отбросить. Я знаю, что тебе уже стыдно, Гекуба. И потом, если бы ты увидела этого человека, который держал в своих руках и сохранил жизнь вот уже второго нашего сына, если бы ты видела его и говорила с ним, у тебя не родилось бы ни одной мысли причинить ему зло.

— Я видела его только со стены, — глухо сказала Гекуба — Только на колеснице, за которой он волок тело Гектора.

— Гектор жив, — голос царя обрел твердость и стал повелительным и жестким. — И мы увидим его живым, если я сумею сдержать слово. А ты никогда еще не отказывалась мне повиноваться, жена.

Гекуба отступила и низко склонилась перед мужем.

— Я повинуюсь, мой царь! И пускай боги помогут тебе никогда об этом не пожалеть!

Гектор постепенно выздоравливал. Спустя четыре дня после своего пробуждения от забытья он уже мог приподнимать голову, свободно двигал руками, даже пытался привставать, но жестокая слабость сразу валила его обратно. Ахилл принес из своего шатра еще штук шесть кожаных подушек и время от времени поднимал изголовье постели так, чтобы раненый мог полусидеть, отдыхая от утомительного лежания в одной позе. Поворачиваться на бок Пелид ему пока не разрешал, опасаясь, как бы не вскрылась от любого усилия едва начавшая затягиваться рана на горле.