Демон Эльдорадо - Олег Никитин

– Ах, вот ты как! А ведь это ты, ты отрубил мне руку! Поделись пальчиками, – захныкал вдруг Синчи и впился грязными ногтями в запястье Кетука, заставив того дернуться от боли и отвращения.

– Что такое?

Слева возник, как всегда, бдительный десятник, и Кетук почувствовал, что рукав его уже никто не держит.

Скользнув взглядом по толпе бедняков за спинами своих воинов, командир прошел дальше. При этом он старался не потревожить жителей города, удостоенных чести присутствовать на площади, в поле зрения богов.

И тут Энки заговорил. Едва лишь его помощник поднял руку с Посохом смерти, как шум на площади мгновенно стих. Слова, произносимые богом, звучали очень похоже на привычные, знакомые каждому аймара с младенчества. Но в то же время они напоминали скрип жернова, размалывающего маисовое зерно, и скрежет точильного камня. От них перед глазами вставало жестокое лицо бога-ягуара с торчащими вверх и вниз, обмазанными кровью клыками.

– Народ аймара могуч, – сказал бог Энки. – Он избран небом для претворения в жизнь великой мечты Творца, и мне поручено водворить на земле его мудрый замысел. Я уже поделился с вашими правителями и в первую очередь с сапаной Таури, как мы будем воплощать планы великих создателей вашего мира. Этот ритуал всего лишь начало. Кто-то из вас в душе может подумать, что для человека, пусть даже такого несмышленого, как этот дикарь, – он тронул голову склоненного перед ним лесного человека, – найдется куда более полезное дело, чем отдать жизнь во славу Творца. Я понимаю этих людей… По правде говоря, когда Балам предложил мне восстановить этот древний обычай, я был против. Но он сумел убедить и меня, и сына Солнца Таури. Прошу поверить мне как вашему богу, и вам воздастся.

Он взглянул на помощников и затем – на мастера церемоний. Уакаран, успевший обнажить руки по локоть, уже в нетерпении взмахивал ритуальным кинжалом, вновь снятым с запылившейся полки. Кетук же неотрывно смотрел на двоих молодых людей. Их так и не стали укладывать на помост, чтобы каждый мог видеть, как мастер извлекает бьющиеся сердца из еще живых тел.

Пронзительная музыка, умолкшая с первым словом Энки, зазвучала вновь, и сразу же толпа на площади и прилегающих улочках разразилась криками восторга. Многие помнили прежние яркие праздники, куда более кровавые, чем те, что устраивал сапана в последние двадцать лет, то есть после того, как сам стал полноправным сыном Солнца. Кетук слышал от отца, какими пышным были церемонии жертвоприношений и как много пленников отправлялось на небо во славу богов. Но потом пришли мирные времена, соседние города и поселения, отстоящие от Тайпикала на многие дни пути, отдали себя во власть Таури и его дипломатии. Враги остались далеко в лесу, за перевалом – да и то лишь потому, что нужно же иметь хоть каких-то врагов. Хотя бы тех, кто даже не ведает о твоем существовании, пока ты не придешь и не разоришь их дома, и для кого родные горы аймара – недосягаемый и почти сказочный мир.

Настал черед мастера церемоний. Его золотой клинок с круглым, словно месяц, лезвием сверкнул широкой дугой, замкнувшей два беззащитных горла. На мгновение притихший народ аймара одновременно выдохнул и вскинул руки, желая принять на ладони хоть одну крошечную капельку еще живой крови, предназначенной богам. Восторженные крики тысяч людей заглушил предсмертный хрип жертв.

Уакаран не стал рвать их сердца из груди! И среди криков радости Кетук различил несколько удивленных возгласов – он и сам едва сдержался от такого. Неужели богам больше не нужен трепет еще живого человеческого сердца?

Дикари упали вперед, так что головы их оказались за пределами помоста. Сверху на «орла» и «ягуара» полились струйки крови, и оба жреца, подставляя под них сложенные ладони, поочередно поворачивались к толпе и выплескивали на нее красно-черную и горячую жидкость.

И тут Кетук заметил отца. Акучо как мастер, работающий над заказом Храма, попал в число допущенных к пирамиде. Старик, кажется, обезумел от счастья – на него попала капля жертвенной крови, и он благоговейно размазал ее по щеке. Теперь будет долго этим гордиться…

Чем больше дней утекало прочь, подобно быстрым водам реки у подножия городского холма, тем больше крепла уверенность Алекса в собственном безумии. Однажды он кстати припомнил культурный разговор с Лелькой, обожавшей заумные книжки. Она поведала Алексу краткое содержание толстого тома, сочиненного неким японцем. Главный герой этого опуса будто бы угодил в лакуну в глубине своего сознания и там застрял буквально навеки. То есть «жить» ему внутри своих переживаний предстояло не то что тысячи лет, а прямо-таки миллионы. Жизнь в его представлении превратилась в череду дней, конца которой не просматривалось, в то время как его реальное тело находилось, очевидно, под присмотром эскулапов.

Научное обоснование этого явления, по словам Лельки, выглядело правдоподобно. А верить ей в таких вопросах Алекс привык.

Оказывается, понимание истины можно почерпнуть не только из учебника, но даже из голимой беллетристики – такой вывод сделал Алекс. Вот только помочь это знание ему не могло, лишь посеяло на время изрядную душевную тревогу. Одно было хорошо: сознание уготовило ему роль не простого крестьянина, а почитаемого в народе «посланца» богов.

То, что городок на местном наречии назывался не Эльдорадо, а заковыристо – Тайпикала, почему-то добавило Алексу уверенности в своем мнении.

Такое положение имело множество плюсов, но и минусы у него также были. Например, необходимость участвовать в разных дурацких церемониях и проверять, как идет строительство вверенной Алексу плотины. Впрочем, принимая во внимание, что он может делать что угодно, кроме явно опасных глупостей… В общем, дела обстояли неплохо.

– Послушай, Энки, – сказал он на русском, когда трупы погрузили на носилки и утащили в подземелье, а толпа стала рассасываться между домами. – Тут полно калек и стариков. Они верят, что ты излечиваешь недуги одним взглядом, я слышал об этом на стройке. Может, пора явить чудо или хотя бы испепелить кого лазером? Зачем Посох смерти-то взял?

– С удовольствием испепелил бы тебя, длинноязыкий, – проворчал бог на непонятном для аймара языке аннунаков, чтобы не вносить сумятицу в головы сапаны и его жрецов. – До сих пор удивляюсь, зачем ты мне сдался?

– Вот и я тоже. Хотя ты ведь моя фантазия, так что удивляться, собственно, нечему.

– А ты – кошмар антрополога. Из какой дыры пространства-времени ты выбрался? Если мы найдем ее с твоей помощью или самостоятельно, вот и будет польза.

– Эй, а может порождение больного мозга быть еще большим психом, чем сам… Черт, ты меня понял. Короче, вы сдурели, если занимаетесь просвещением этих парней. Земля велика, таких племен на ней тысячи.

– Нам хватит и одного.

– Мне можно идти, капитан? – поинтересовался Балам на языке аннунаков. – Трупы уже наверняка доставили к лаборатории.

– Мало ему трупов, – хмыкнул Алекс.

Ему пришлось выучить язык инопланетян, чтобы его элементарно отпустили из тюрьмы. Сидеть в летающей тарелке, наедине с обучающим терминалом и с маской-шлемом на голове, было донельзя скучно. Алексу показалось, что его персональная вечность прошла наполовину, однако на самом деле миновала всего неделя. И кормили его при этом отвратительными пилюлями, от которых не хотелось ни в туалет, ни в постель к Чучилье. Кошмар, одним словом.