К последнему рубежу или наследница брошенных земель - Вера Наумова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А может нам и не ходить самим? — задала я вопрос, с которого хотела сделать предложение, возникшее у меня. — Может нам отправить на поиски одного Первого? Для него это будет безопасно и легко. Если Древний согласится, то Первый приведет его к нам. Тогда и поговорим.
— Келли, ты уверена, что зверь вернется в любом случае? — спросил дед.
— Уверена. Он подчинен, поэтому будет стремиться вернуться. Я знаю, что говорю.
По выражению лиц нашего небольшого отряда поняла, что эта мысль всем понравилась. Ходить по горам и лезть на территорию монстров никто не хотел. Нет, они бы сделали это, но зачем рисковать, если можно отправить только Первого.
— Хорошо, — согласился магистр Танатос. — Как глава нашей экспедиции, я согласен на данный шаг. Готовь Первого, Келлиана. Будем надеяться, что нам повезет.
Стизи я проинспектировала, дала подробные наставления по списку, составленному дедом. На все Первому давалось пять дней, после которых, несмотря на результат, он должен вернуться. В его задачи входил поиск Древнего, переговоры с ним и попытка привести к нам, но одного, без сопровождения.
Мы стояли внизу и наблюдали, как мощный зверь, перескакивая с камня на камень, быстро поднимается по гряде все выше и выше. Прыжки резкие и высокие, можно сказать, легкие. Мне было интересно наблюдать, как Первый преодолевает подъем, считающийся неприступным. Вот он почти пробежал по отвесному валуну, казалось даже, не касаясь его, но только искры из-под когтей монстра говорили, что сцепление с камнем было. Вскоре он уже стоял на самом гребне гряды, обернулся, громко рыкнув, и скрылся из вида. Меня же окутала ментальная тишина. А ведь я привыкла уже к тому, что постоянно слушаю Первого.
Потянулись дни ожидания. Чтобы как-то занять нас, дед начал с нами заниматься практической некромантией, а еще мы ходили в крепость, изучая быт пограничного гарнизона.
Разговор со мной о принце начала по старой традиции Лидала. Мы сидели вечером у костра на сколоченных из грубой древесины лавочках и подруга спросила:
— А, правда, принц Эман красавчик?
— Правда, — согласилась я. А что спорить и утверждать обратное, когда я все глаза свои об него «сломала». Вон, даже подруга заметила, а дед, так вообще хмурится. Не нравится ему мое «увлечение» принцем. Да и я не рада, только мои глаза сами ищут его.
— Это хорошо, что не отрицаешь, а то смотришь на него, а взгляд такой, такой…
— Какой? Обычный у меня взгляд. Я так на всех смотрю, — попыталась оправдаться я, хотя понимала, что сейчас Лидала выдаст свои выводы. И они последовали:
— Хорошо, что не отрицаешь, но смотришь ты на него взглядом голодной кошки.
— Это что за взгляд? — удивилась я.
— Ну, представь, ты голодная кошка, просишь еды, но при этом еще и сожалеешь, что просить приходится. Такая смесь. Называется «простите, что смотрю», — ехидничала подруга.
— Так и есть, — горестно ответила Лидале. — Не надо смотреть, а я смотрю. Он же принц, и он не для меня.
— Прямо как Нейтас, что весь год пялился на тебя, — выдала девушка. — Кстати, не расскажешь, что за кошка между вами на балу пробежала. Мне кажется, Нейтас поэтому на практику с нами не поехал.
— Опять у тебя кошка! Просто он, он … оказался слишком ревнивым, — не могла ничего лучшего сказать я.
— Кто оказался ревнивым? — раздался голос принца, подошедшего незаметно к нам со спины.
— Никто, — буркнула я. — Один мой друг оказался мне просто не другом.
— А кто это? Я ведь тоже почти всех знаю с нашего курса. Не забыли, что я с вами учусь? — настаивал Эман.
— Нейтас, — ответила за меня Лидала. — Разозлился на Келли и на балу оскорбил.
— И вы думаете из-за ревности? Может, у него были основания? — принц не хотел отступать. Его глаза, сначала со смешинкой, стали серьезными, и мне этот разговор не нравился.
— Ваше Высочество! Это касается только меня и Нейтаса, — я заговорила почти официально, стараясь унять дрожь и волнение. — Господин Нейтас посчитал, что я виновата перед ним и выразил свои мысли в оскорбительной форме. Я не давала ему поводов на ревность, так как он не признавался мне в чувствах. И что за допрос?
— Прошу прощения, леди Келлиана, я забылся, — повинился принц, но глаза так и остались холодными, словно пронизывающими меня льдом. Вот не думала, что карие глаза могут быть такими холодными.
Он ушел, а я продолжала смотреть на его удаляющуюся спину. Не так я хотела говорить с ним. И не о том. И неприятно видеть холод в его карих глазах.
— А ты знаешь, Келли, — как то задумчиво произнесла Лидала. — Я тут подумала и пришла к выводу, что Эман и Нейтас — одно лицо.
Она замолчала, ожидая реакцию на своё заявление, а мне стало страшно.
— Подумай, — продолжила подруга. — Как зовут принца? Полное имя Эманейтас. Эман без Нейтаса! Конечно, тут могут быть совпадения, но мне кажется, я права. И Нейтас не поехал не потому, что остался в академии, а потому, что с нами поехал Эман. Ну, что застыла! Скажи уж, что думаешь ты.
Крах, полный крах. После слов подруги я словно онемела. Мне бы сейчас убежать вслед за Первым и больше не возвращаться. Насмотрелась на принца! А принц Эман уже все тебе сказал словами студента Нейтаса. Еще один удар. А сколько их будет еще? В голове зашумело, в ушах стоял звон.
— Что с тобой, Келли, — забеспокоилась подруга. — Ты услышала Первого? Он возвращается?
— Нет. Просто я устала. Пойду отдыхать.
Но ноги понесли меня к деду.
— Правда, что принц Эман — это Нейтас? — мне нужно было подтверждение слов Лидалы.
— Да.
— И вы взяли его на практику, зная, как он меня презирает?
— Келли, я бы не взял, но так решил король. Прости.
— И как мне теперь быть? Как находиться рядом, зная, что он думает обо мне. Вы много раз говорили, что я достойна самого лучшего мужчины, но на деле оказывается, что любой из них может считать меня продажной тварью, поверив чужому навету, сказанному из зависти. Зря вы внушили мне уважение к себе. Себя-то я уважаю, но вот окружающие совсем другого мнения.
Я говорила зло, обвиняя деда, а сердце бешено стучало уже где-то в висках, словно пытаясь разломать голову. Как же больно! Больно душе, и в глазах темнело.
— Келли, девочка моя, очнись дорогая, — будто через вату донесся голос деда, обеспокоенный и умоляющий. Мне пытались что-то влить в рот, пахнущее отвратно. Видимо, этот запах и привел меня в чувство.
— Мне уже лучше, — выдавила из себя, пытаясь справиться с рвотным позывом. Во рту появилась горечь, которую хотелось запить. — Воды…
— Конечно, конечно.
И дед протянул мне кружку.
— Не пугай меня так, внучка, — проговорил дедушка. — Ты, самое дорогое, что есть у меня. И я готов повторять тысячу раз, что для меня ты — самая чистая и светлая девушка на всем белом свете. А кто это не видит, тот просто болван.