От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии - Генри Воллам Мортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главный город трулли — Альберобелло: здесь около двух тысяч таких домов. Между ними проложены улицы. Тут можно дружески побеседовать с обитателями этих домов. Они с радостью пригласят вас к себе. Большая часть домов имеет круглую форму, но есть и прямоугольные, хотя крыша у них все равно в виде конуса. Трулло может начаться с одной комнаты, но по мере роста семьи или благосостояния к нему прибавляется еще одно такое же. Иногда можно увидеть сразу пять или шесть трулло, соединенных друг с другом. Самым «продвинутым» считается двухэтажное трулло. Его называют трулло соврано.
Альберобелло осаждают художники и фотографы. Мне говорили, что сюда как-то приехал канадец с семьей — взглянуть на самый эксцентричный город Италии. Я могу его понять. У этого места странный, призрачный вид. Не веришь, что видишь это своими глазами.
Все трулли, в которые я входил, были чистыми и прохладными. В некоторых было очень много домашних принадлежностей, во многих имелись кровати с альковами. Стены иногда достигали толщины в пять футов, а окна, размером в лист писчей бумаги, пропускали слабый пучок света. В больших трулли имелись отдельные спальни, почти целиком занятые супружескими кроватями. Владелец одного трулли пригласил меня распить с ним стакан вина. Он поднял в полу каменную плиту, и я с удивлением увидел, что там — винный погреб. Он представлял собой цементную цистерну, наполненную вином. Хозяин опустил в нее резиновый шланг и нацедил в кувшин вина. Оно было темным, красным, крепким и довольно сладким, как и большинство лучших вин Юга. Да, очень крепкое: маленького количества было уже достаточно. Хозяин рассказал мне, что лучшие вина Апулии готовят в стране трулли. Его охотно покупают виноторговцы с целью купажирования. Здесь я также попробовал пирог с миндалем, изюмом и засахаренными фруктами. Он называется pan pepata, или пряник. Мне показалось, что он имеет арабское происхождение… Впрочем, вряд ли: арабы ничего еще не изобрели, скорее, византийское. Я попрощался с гостеприимным хозяином и поехал в Бриндизи.
3
Устав от ходьбы по Бриндизи, стал оглядываться по сторонам в поисках ресторана. Я стоял на самом знаменитом месте города: на верхней площадке великолепной лестницы, на которой возвышается высокая римская колонна. Она символизирует завершение строительства дороги Виа Аппиа, соединяющей Рим с восточными воротами империи. Колонна стоит в порту, как и сотни лет назад. Здешняя гавань — чудо природы. Море втекает в узкое пространство и распадается на два широких рукава, или бухты — слева и справа от города. Корабли могут спокойно стоять здесь, даже если на море бушует шторм.
День был теплый. Небо и море — синие, словно горечавка. Я спустился по ступеням и пошел вдоль западной бухты в направлении замка, построенного Фридрихом II. Новые обитатели добавили к нему массивные пристройки. Здесь я увидел скромную тратторию, столы которой были выставлены на улицу, под раскидистую пальму. Владелец траттории был дородным, грубоватым мужчиной в матросской тельняшке. Он порекомендовал мне cozze alla marinara,[27]но к тому времени я уже столько съел моллюсков, что запротестовал. Тогда мужчина окликнул мальчика, шедшего по набережной с ведром в руке. В ведре, в соленой воде Адриатики, плавали отличные моллюски, большие, одинакового размера. Я не устоял.
Приятно было сидеть здесь со стаканом белого вина и из-под укрытия пальмы смотреть на горячий белый мир, видеть, как входит в канал яхта, дети плещутся в чистой зеленой воде возле песчаного пляжа, а с противоположного берега медленно движется баржа. На той стороне я увидел строение, созданное фашистами из кирпича и камня, — образчик дурного вкуса. Это — огромная башня примерно той же высоты, что и колонна Нельсона. Ее поставили в качестве памятника морякам, погибшим в 30-е годы XX века. Глядя на памятник, я думал, что автор проекта, похоже, носил слишком тесную форму, и ему очень хотелось произвести впечатление на начальство.
Мне рассказывали, что в башне есть лифт — он поднимает желающих полюбоваться чудесной панорамой. Вид, в самом деле, должен быть хорош: ведь перед тобой Бриндизи, словно на ладони. Взгляду открываются обе ее бухты. Неудивительно, что такая картина напоминала древним грекам голову оленя с ветвистыми рогами. Восточную бухту надежно укрыл от океанских штормов остров Святого Андрея и островки помельче. Когда мне принесли заказанные мной cozze, то выяснилось, что ждал я не зря. Нотку экзотики добавили африканец с женой и их ребенок, на вид лет трех. Он смотрел по сторонам огромными глазами. Казалось, что его только что принесли из магазина игрушек. Кое-кто утверждает, что только родители способны разглядеть изысканную красоту в розовом младенце, в то время как чернокожие, так же как котята и щенята, взрослея, навсегда утрачивают привлекательность. Отец посадил очаровательного ребенка на стол и позволил ему засунуть себе в рот пальцы. Это были первые африканцы, которых я увидел на юге Италии. Странно, каким ветром занесло их в Бриндизи? Мне никак не удавалось отнести их к какому-либо социальному слою общества. Они сидели под сенью пальмы и, похоже, дивились, что их окружает родная обстановка. Первой моей мыслью было то, что они стеснены в средствах. Возможно, у них и вовсе нет денег, потому что они заказали лишь бутылку оранжада с соломинкой в горлышке. Мужчина и женщина пили из нее по очереди. Из-за сочувствия к простым африканцам, которое поселилось во мне, кажется, после прочтения знаменитой книги Гарриет Бичер-Стоу, я почувствовал себя не в своей тарелке. Как бы им помочь? Но тут, к моему удивлению, официант принес им на стол антипасту и огромные тарелки со спагетти. Я думал, что они накинутся на еду, как изголодавшиеся люди, но они лишь попробовали по ложке того и другого и отставили тарелки в сторону. Мясные блюда ожидала та же участь. До вазы с апельсинами, вишней и бананами они даже не дотронулись.
Я вышел на набережную. Первым, что привлекло мое внимание, оказался английский дорогой автомобиль. Он выглядел необычно, поэтому я решил, что это, должно быть, новая модель. Багажа в нем было загружено под самую крышу. Пока я на него смотрел, за спиной послышался бархатный голос и вежливое покашливание.
— Вам нравится мой автомобиль?
Это был африканец, вышедший из траттории.
— Я специально оснастил его левым рулем, — сказал он, — и поставил другие шины. Приспособил для своей страны.
Я поздравил его. (А я-то думал, что этот человек нуждается в помощи!) По-английски он говорил бегло и правильно, но все же чувствовалось африканское произношение. Он открыл кошелек, в котором, как я успел заметить, было столько денег, сколько большинство людей побоялись бы с собой носить, и подал мне визитку: Уже не король ли он какой-нибудь африканской страны или министр финансов? Но нет: на карточке стояло его имя и адрес в Африке, а в уголке я прочитал слова: «Борьба с саранчой».
Я улыбнулся и сказал, что он находится далеко от мест распространения саранчи. Похоже, его мое замечание обеспокоило. Он попросил вернуть визитку, и я подумал, что, возможно, его обидел. Но нет: он взял у меня карточку и подал другую визитку. Там, вместо слов «Борьба с саранчой», я прочитал слова «Государственная администрация». Он сказал, что проходил шестимесячное обучение при Манчестерском университете, а оттуда на автомобильном пароме заехал в Грецию по пути в Африку. И потом он сделал замечание, которое я никогда не забуду.