Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли

Он говорил об исторических фигурах так просто, словно рассказывал о своих соседях по улице, рассуждал о Шарле Мартеле[60] и Пипине[61], а затем назвал имя, которое было мне знакомо – Шарлемань[62].

– Он тоже имел какое-то отношение к ирландцам?

– Не напрямую. Но ирландские монахи тогда принадлежали к числу самых образованных людей, и Шарлемань пригласил их к своему двору в качестве учителей. Монахи рассказали французам наши притчи про рыцарей Красной ветви и Фианну. А англичане, услышав их, превратили главных героев в короля Артура и его верных рыцарей.

– Рыцарей Круглого стола, – закончила я. – Да. Один из наших писателей по имени Марк Твен придумал историю о том, как янки из Коннектикута перенесся назад во времени ко двору короля Артура.

Питер никогда не слышал о Марке Твене, но, похоже, очень заинтересовался. Тогда я предложила:

– Я достану для вас его книгу о Гекльберри Финне.

– Финн, – тут же отреагировал он. – Интересно.

– Тоже ирландец? – почти хором воскликнули мы и дружно засмеялись.

Я вдруг замерла. Марка Твена обожала Роза Маккейб. До этого я соблюдала осторожность и не писала ей, опасаясь, что Тим может выйти на Розу в поисках меня, а потом каким-то образом добраться и сюда. Это было безумие, но страх перед Тимом по-прежнему преследовал меня, готовый накинуться в любой миг. Как сейчас, например.

Питер сразу заметил перемену в моем настроении.

– Что-то случилось?

– Нет. Ничего.

Как было бы ужасно, если бы этот уважаемый застенчивый ученый узнал, с кем он сейчас ест хассо и рассуждает о литературе.

Но его вновь унесло в далекое прошлое. Во Франции тоже были викинги, которые захватили часть страны и назвали ее Нормандией – то были люди Вильгельма Завоевателя. Слава богу, при этом имени я тоже могла понимающе закивать и выдать свои познания:

– Битва при Гастингсе, 1066 год. Он тогда разбил англичан.

– А его родственник Ричард «Стронгбоу» высадился в Ирландии – так началось завоевание нашей страны норманнами, – добавил Питер.

Пока он продолжал, я думала о том, что моим дамам тоже захотелось бы послушать лекцию о французской истории от уважаемого ученого. Особенно ту ее часть, которая связана с пикантными сплетнями – о Марии Тюдор в качестве королевы Франции, распутных сестрах Болейн и их приключениях в Париже. А Мария, королева Шотландии, она ведь тоже была в Париже? Я представила, как мы с Питером и какой-нибудь американской дамой пьем вино из бокалов в «Фуке». Я тут же поделилась с ним этой идеей.

– Разумеется, я заплачу вам из того, что они дадут мне, – заверила я его.

Он вдруг отрицательно завертел головой, словно сама мысль об этом была для него оскорбительна. Хозяин принес нам два замечательных домашних пирога с яблоками, tartes tatin, но Питер встал, выложил на столик несколько купюр и молча вышел из ресторана.

Хозяин поставил передо мной мой tarte tatin, потом ушел и возвратился с миской французской сметаны, crème fraîche. Он набрал ее в большую ложку и положил поверх карамелизованных яблок, словно говоря: «Вот, возможно, это вас порадует». Я зачерпнула сметану чайной ложкой. Вкусно.

Хозяин сел напротив меня, принялся поедать второй пирог и сочувственно сокрушаться: он решил, что стал свидетелем размолвки влюбленной парочки. Видя, что я не все понимаю, он перешел на английский.

– Профессор – хороший человек! – заявил он.

Я же чем-то его обидела. И снова была неправа.

В следующую среду я пришла на нашу экскурсию с твердым намерением извиниться перед Питером. Но он лишь отмахнулся от моих покаянных слов и сразу повел нас по улице Сен-Жак. И привел к Сен-Жермен-де-Прэ.

– Самая старая церковь в Париже, – сказал он. – Была основана в 558 году как аббатство ордена бенедиктинцев.

О первой тысяче лет Питер поведал спешно, чтобы сразу перейти к гробницам лорда Джеймса Дугласа, который, по его словам, был у Луи XIII командиром Шотландского полка, и еще одного Дугласа, служившего у Генри IV. Затем он принялся рассуждать о тесных связях Шотландии и Франции, называя это «Старый Альянс».

– У Марии, королевы Шотландии, был любовник по имени Дуглас, – прошептала мне Мэй.

В тот день мы с Питером не оставались наедине. Казалось, он был поглощен стремлением удержать внимание студентов. В конце Питер объявил, что все экскурсии на лето прекращаются. Школа закрывалась. Студентам пришло время разъезжаться по домам.

– Профессор Кили сегодня что-то немного не в себе, – заметила Мэй, когда мы вместе с остальными шли по бульвару Сен-Жермен.

– Подозреваю, он злится на меня, – ответила я.

– С чего бы?

– Я поинтересовалась, не поможет ли он мне в моих турах с иностранными дамами, чтобы добавить в них немного истории.

– Так вы предложили ему деньги?

– Конечно. Они же мне за это платят.

– Вы оскорбили его достоинство, – сказала Мэй.

– Я поступила так, как считала правильным, – возразила я.

– Отец ректор предоставил профессору комнату с питанием и стипендию за его работу в библиотеке. А ваше предложение он, вероятно, счел за милостыню. Он обиделся.

Так тому и быть, решила я. Мне ни к чему столь обидчивый мужчина. Прощайте, Питер Кили.

Июль, 1912

Летние деньки принесли мне много клиентов и хорошие чаевые. Теперь, зная, что за каждым углом в этом городе таится что-то интересное, я жалела, что могу рассказать своим дамам так мало о его истории.

Я повела Джейн Пул из штата Мэн в «Отель де Клюни», забыв, какой по счету Луи женился на сестре Генри VIII. Вместо этого я принялась рассказывать ей о профессоре Кили и его экскурсиях.

– Это делает очень реальными людей, которые в течение многих столетий ступали по этим улицам, – рассуждала я, сидя с Джейн в ресторане «Фуке» и разглядывая толпу гуляющих по Елисейским полям.

– Так наймите его, – посоветовала она.

– Я пробовала, – вздохнула я и рассказала, как обидела Питера, предложив ему деньги.